– Чудесно! – воскликнула она, поворачиваясь ко мне, чтобы взять за руку. – Чудесно!.. Спасибо вам большое! Спасибо, спасибо, спасибо, гражданин Никагат, гражданка Корор.

– Не за что, нам самим было очень приятно, преподобная Та-Кто-Учит, – поклонился Никагат.

Подняв голову, я обнаружил, что «Иггдрасиль» причалил к Звездному Древу; его километровый ствол и ветви практически затерялись среди ветвей Биосферы. Если б не рабочая каракатица, медленно втаскивавшая корабль Консула в грузовой отсек, я бы даже не заметил дерево-звездолет среди ветвей. Клоны экипажа торопливо грузили припасы и кубы Мебиуса на корабль, десятками растительных шлангов присосавшийся к Звездному Древу.

Энея не выпускала моей руки. Я обернулся, и она поцеловала меня в губы.

– Представляешь, Рауль?! Миллионы вакуум-адаптированных Бродяг живут там… видят эти потоки энергии все время… неделями и месяцами летают в пустоте… скользят по стремнинам и водоворотам магнитосфер… едут верхом на ударных волнах плазмы в десяти астрономических единицах от звезды, а потом летят еще дальше… до границ гелиосферы, туда, где стихает солнечный ветер и начинается межзвездное пространство. Слышат шелест, шепот и прибой океана Вселенной! Можешь себе представить, Рауль?!

– Нет, – сказал я. Я не мог. Я не знал, о чем она говорит. Тогда – не знал.

А.Беттик, Рахиль, Тео, Кассад и все остальные спустились по транспортной лиане. Рахиль принесла одежду Энеи, А.Беттик – мою.

Бродяги снова обступили мою любимую, требуя ответов на вопросы, уточняя полученные распоряжения, докладывая о запуске авизо с двигателем Гидеона. Толпа разлучила нас.

Оглянувшись, Энея помахала мне рукой. Я поднял руку, все еще блистающую серебром «второй кожи», чтобы помахать в ответ, но она уже скрылась.

В тот вечер все мы – человек пятьсот – отправились на запряженном каракатицей транспортном коконе на северо-восток, за много тысяч километров над плоскостью эклиптики. Путешествие заняло менее получаса, потому что каракатица прошла к назначенному месту по хорде.

В чудовищных масштабах Звездного Древа это расстояние было исчезающе мало, однако архитектура жилых коконов, башенных ветвей и переходов оказалась тут совсем иной – я бы сказал, барочной. И Бродяги, и тамплиеры здесь разговаривали совсем на другом диалекте, а вакуумщики украшали себя диковинными мерцающими цветными лентами. Атмосферные зоны населяли иные животные, птицы и рыбы. Какое же разнообразие видов присуще всей Биосфере! И тут до меня впервые дошло то, что Энея тысячу раз пыталась мне втолковать: что площадь завершенных фрагментов Биосферы куда больше, чем поверхность всех планет, открытых человечеством за тысячелетие межзвездных путешествий. А когда Звездное Древо будет завершено полностью, его обитаемые пространства превысят поверхность вообще всех пригодных для жизни планет Млечного Пути.

Нас встретили представители местных властей. Минуту мы стояли при тяготении в одну шестую g на платформах, выслушивая приветственные возгласы, а потом нас провели в кокон размерами с небольшую луну.

Там уже дожидались сотни тысяч Бродяг и тамплиеров, сенешаи и акератели. Эрги установили уютную гравитацию в 0,6 g, которая как раз удерживала всех на внутренней поверхности сферы. Казалось несколько диковато видеть сиденья на «стенах» и на «потолке». Я еще раз обвел взглядом собравшихся и пришел к выводу, что здесь их, пожалуй, больше миллиона.

Бродяга Навсон Хемним и тамплиер Истинный Глас Звездного Древа Кет Ростин представили Энею. Они сказали, что она принесла ту весть, которую люди ждали много тысячелетий.

Энея взошла на возвышение и медленно оглядела собравшихся – словно желая встретиться взглядом с каждым. Внешне она казалась совершенно спокойной.

– Выберите снова! – С этими словами она сошла с возвышения и приблизилась к чашам, расставленным на длинном столе.

Сотни ее последователей тоже пожертвовали свою кровь, всего по нескольку капель в чаши для причастия. Десятки добровольных помощников передавали их по рядам, и в течение часа все, кто желал причаститься, получили свой глоток. Гигантский кокон потихоньку пустел. Все уходили в молчании.

Я чувствовал себя шарлатаном. Прошло уже почти двадцать четыре часа, а я так ничего и не ощутил… кроме, пожалуй, самой обычной любви к Энее – то есть любви совершенно необычной, уникальной, абсолютной, ни с чем не сравнимой.

И на обратном пути все тоже молчали. В этом молчании не было неловкости или разочарования, скорее – благоговение и страх, свойственные завершению определенного жизненного этапа и ожиданию – надежде на ожидание – нового.

«Выбери снова».

Мы с Энеей занимались любовью в затемненном жилом коконе. Наша близость была неспешной, нежной и почти невыносимо сладостной.

«Выбери снова».

Эти слова еще звучали у меня в голове, когда я буквально окунулся в сон.

«Выбери снова».

Я выбрал Энею и жизнь с Энеей. Наверное, она тоже выбрала меня.

И я буду выбирать ее снова и снова – завтра, послезавтра и каждый час всех послепослепослезавтра, сколько бы их ни оставалось.

«Выбери снова».

Да. Да.

Меня зовут Яков Шульман. Я пишу это письмо друзьям в Лодзь:

Дорогие мои друзья, я медлил с письмом, ожидая подтверждения дошедших до меня слухов. Увы, как это ни прискорбно, теперь мы знаем истину. Я говорил с очевидцем, которому удалось спастись. Он рассказал мне все. Их вывезли в Хелмно, близ Торуни, и всех их схоронили в Жешувском лесу. Евреев убивали двумя способами: пулями и газом. Вот что случилось с тысячами евреев из Лодзи. Не подумайте, что это писал безумец. Увы, это трагическая, ужасная правда.

Я так устал, что не могу больше писать. Сотворивший небо и землю, спаси нас!

Я пишу это письмо 19 января 1942 года. Несколько недель спустя, в февральскую оттепель, когда в лесах вокруг моего родного Градова вдруг запахло весной, нас, узников лагеря, сажают в фургоны. На некоторых фургонах нарисованы яркие экзотические деревья и животные. Прошлым летом в них вывозили из лагеря детишек. За зиму краска выцвела, а подновить немцы не потрудились, и веселые картины поблекли как прошлогодние мечты.

Нас вывозят за полтора десятка километров от Хелмно. Немцы зовут этот город Кулмхоф. Здесь нам приказывают выйти из машин и облегчиться в лесу. Я не могу на глазах у охранников и бесчисленного множества людей, но делаю вид, что справил малую нужду и застегиваю брюки.

Нас снова загоняют в фургоны и везут в старый замок. Здесь опять приказывают выйти и конвоируют в подвал через двор, заваленный грудами одежды и обуви. На стене подвала нацарапано на идише: «Живым отсюда не уходит никто». В подвале нас сотни – все мужчины, все из Польши, большинство из ближайших сел, из Градова и Коло, но есть и из Лодзи. В воздухе – застоявшийся запах сырости, гнили, холодного камня и плесени.