сказал Сломка, чтобы сделать ещё более правдоподобной эту комедию, — ты полагаешь, что этот инструмент вполне достигнет своей цели?

— Достигнет ли цели? — негодующим тоном воскликнул бывший дипломат. — Да с ним я берусь за целый месяц предсказать день извержения!..

— О, в таком случае желаю тебе успеха, друг, мой, — поспешил заметить Сломка.

Старый учёный без сомнения увидел в этой фразе насмешку, так как бросил гневный взгляд на Сломку и спросил его не без горечи:

— Долго ли вы будете оскорблять своего друга сомнениями в успехе?

Инженер сделал удивлённую мину.

— Господи! — воскликнул он невинным тоном, — да я и не думал никого оскорблять, а просто хотел выразит свое удивление познаниям Гонтрана!..

Боясь вспышки со стороны своего будущего тестя, молодой дипломат переменил тему для разговора.

— Ну-с, дорогой Михаил Васильевич, — сказал он, — теперь позвольте мне проститься с вами.

— Как! Вы уезжаете?! — в один голос вскричали Леночка и ее отец.

— Конечно! Ведь должен же я прежде испытать мой сейсмограф! Кроме того, нужно заранее приготовить все для перевозки наших машин на вершину Котопахи.

Михаил Васильевич обнял молодого человека.

— Ах! — сказал он, — какой ценный сотрудник… Вы обо всем подумали, и вы тысячу раз правы… Это не то что вы г-н Сломка, — прибавил профессор, обращаясь к инженеру.

— Да, признаться, я не подумал бы об этом, — смиренно отвечал последний.

— Но почему же уезжаете непременно вы? — спросил старый ученый на ухо Гонтрана. — Не лучше ли было бы послать туда вашего друга?.. По крайний мере, это избавило бы нас от него.

Расслышав слова отца, Леночка улыбнулась.

— В самом деле, — сказала она, — это великолепная идея!

Затем, но дожидаясь ответа своего жениха, она обратилась к молодому инженеру, бросал на него умоляющий взгляд:

— Господин Сломка, вы конечно, но допустите чтобы поехал граф, — вы хорошо знаете, как дорого для нас его общество…

Последний пожал плечами.

— Мне всё равно, — ответил он, — как хочет Гонтран: если мне нужно ехать, я поеду, — нужно остаться, останусь. Гонтрану лучше знать, где я могу быть более полезен для осуществления проекта вашего папа.

Молодая девушка радостно захлопала в ладоши.

— В таком случае… — вскричала она.

— В таком случае Вячеслав останется здесь, а я отправлюсь в Америку, — решительным тоном сказал граф. — Мой приятель принесёт вам здесь гораздо более пользы: он механик, а вам нужен именно такой человек для разборки и упаковки машин.

Михаил Васильевич одобрительно кивнул головой.

— Притом же, — добавил Гонтран, — я лучше, чем кто другой, знаком с изобретенным мною сейсмографом, а потому никто лучше меня не сможет провести его испытание…

Сказав это, граф жестом отозвал Елену в сторону.

— Дорогая моя, — прошептал он, — мне самому в высшей степени прискорбна эта разлука, но что делать, если того требует благоразумие и осторожность.

— Осторожность? — повторила молодая девушка.

— Ну, да… Я боюсь остаться один-на-один с вашим отцом: без Вячеслава, моего доброго гения, Михаил Васильевич не замедлит открыть истину…

— Послушайте, граф, а когда вы думаете отравиться? — спросил старый учёный, обращаясь к влюбленной парочке.

— После завтра, дорогой профессор, я сяду в Гавре на американский пароход, а через 15 дней буду в Колоне; затем перееду по железной дороге Панамский перешеек, опять сяду на пароход и высажусь в Гваяквиле; оттуда верхом достигну Квито, где найму людей для нашей экспедиции на вулкан; первого февраля я буду на вершине Котопахи, произведу сейсмографические наблюдения и из Гваяквиля телеграфирую вам их результаты…

— Прекрасно! — одобрил Михаил Васильевич.

— Если Мартинес де Кампадор не ошибся, — продолжал Гонтран, — и сейсмограф покажет приближение извержения, тогда вы немедленно спешите в Америку со всеми снарядами. Обогнув мыс Горн, вы будете в Гваяквиле не позже первого марта, а десятого числа того же месяца, мы встретимся у кратера Котопахи…

— Конечно, если какое-нибудь непредвиденное препятствие не помешает нам, — вставил Сломка, бросая выразительный взгляд на своего друга.

Старый ученый презрительно пожал плечами и, не обращая внимания на слова инженера, докончил фразу Гонтрана:

— …Затем, если считать 12 дней на окончательные приготовления, то мы будет за три дня вполне готовы встретить извержение, которое унесет нас в межпланетные пространства.

С этими словами профессор Осипов энергичным жестом указал на небо…

В тот же день граф Фламмарион уже прощался со своей невестой. Описывать сцены прощания не будем, она слишком ясна для каждого из читателей.

ГЛАВА XVII

В ожидании известий от Гонтрана. — Размышления г-на Сломки. — Телеграмма. — Мысль о сумасшествии старого ученого опять появляется у инженера. — Содержание депеши. — Сборы в дорогу.

Это было 29 января. В два часа пополудни Михаил Васильевич сидел в столовой отеля Руайяль, в Бресте, и курил сигару в обществе Сломки. Елена стояла у окна и рассеянно смотрела на целый лес мачт, поднимавшихся на горизонте; но мысли ее блуждали далеко, за морями, с милым отсутствующим.

— Знаешь ли, папа, — вдруг сказала она, оборачиваясь, — ведь вот уже почти месяц, как граф Фламмарион уехал?

— В самом деле, дочка, уже месяц, — отозвался старый ученый, — вероятно, на этой неделе мы получим от него известия.

Молодая девушка сделала недовольную гримасу.

— Мне кажется, — сказала она, надув губки, — он мог бы уже это сделать! При этих словах Сломка, наклонившийся над картой Атлантического океана, поднял голову.

— Предполагая даже, — проговорил он, — что дорога была совершено без всяких препятствий и непредвиденных затруднений, Гонтран мог приехать к месту только вчера… А ведь нужно же ему время, чтобы произвести сейсмографические опыты и послать телеграмму… Потом, и передача телеграммы требует времени… Короче говоря, если допустить, что он не потерял не только ни одного часа, но даже ни одной минуты, — и то мы можем получить от него известие никак не ранее чем через двое суток.

— Двое суток! Как долго! — прошептала Елена.

— Конечно, — весело добавил молодой инженер, — если Купидон не одолжит ему своих крыльев, чтобы лететь быстрее… Но ведь вы знаете, это бывало только в мифологические времена, а наш прозаический век недостоин, чтобы боги теперь спускались с Олимпа!

Девушка нетерпеливо топнула носком ботинки.

— Ах, господин Сломка! — с досадой сказала она, — вот и видно, что ваша голова не наполнена научными познаниями, как у вашего друга, — вы вечно шутите!

— А скажите пожалуйста, г-н Сломка, — вмешался в разговор старый учёный, — совершенно ли мы готовы к отъезду?

— Ещё вчера вечером все было закончено, дорогой профессор; последние ящики нагружены, и "Елена" стоит под парами, готовая выйти в море через два часа после