— Я слышал!

— Тогда правда. Я не вижу причин тебе не верить.

— Молодец! Тогда и нам достанешь пару бутылок?

— Откуда?

— Ну там, откуда ты достаешь выпивку. Нам тоже достань. Мы заплатим, не бойся.

— Между нами возникло непонимание, дружище! Я никакую выпивку ни откуда не достаю, если не считать воды, которую я достаю из-под крана.

— Ты же сам сказал только что! — Миха уже начал кричать.

— Что я сказал?

— Ты. Сказал. Мне. Что правда.

— Ах это. Да, я сказал, что правда, про меня говорят, что я могу достать бухло. Потому что ты мне это сказал, а я тебе верю. Ты меня обманул?

— Что!?

— Миша, ты обманул меня, когда сказал, что про меня говорят, что я могу достать бухло? А я тебе верил..

— Я чего-то не понимаю! Я уже ничего не понимаю. Так ты достанешь?

— Я опечален Михаил, я верил тебе. А ты стучишь.

Когда человека спровоцировали, ему глупо надеяться, что он сможет ударить неожиданно. Миша молодец, но я уже начал с бойцами отрабатывать уходы корпусом от ударов. Так что мимо. И второй мимо. А отвечать я не стал, ибо незлобив по природе. Кулаками месить воздух не обучен, а предметов под рукой подходящих нет. Я просто ушел. Ушел чуть вбок от удара и толкнул Мишу всем корпусом. Ой, как неудачно толкнул! Прямо со ступенек. То есть сначала он до этих ступенек долетел, а потом и упал с них вниз. Очень хорошо, что их всего три. Если бы мы снимали сериал, одна из ступенек обязательно бы Мишку убила. А обычные ступеньки не настолько кровожадные. Асфальт вообще пацифистом оказался. Мягко поймал юношу в свои объятия и укачал. Не совсем уж мягко, а как сумел. Я посмотрел сверху на безобразие и ушел обратно в зал. Сказал бы, что танцевать, но нет. Скорее отплясывать или дергаться аки бесноватый. Хочешь уцелеть среди бесноватых, будь им. А среди комсомольцев будь комсомольцем, только так выживешь. Зажигаем, народ! Даааа!!!

Петрова Оля чувствовала себя обманутой. Она ждала медленного танца, а когда его включили, Милославский куда-то исчез. И зачем тогда медляк? Жорж появился в зале снова в аккурат, когда опять погнал дискотечный ритм. Может покурить выходил, а нет, не курит Жора сам и другим прозрачно намекает, что не одобряет. Надо аккуратнее танцевать, а то вспотеет как лошадь, пахнуть будет и блузка взмокнет. И как тогда с Милославским обжиматься? Да и не с кем другим не сможет медленный танец танцевать, если вспотеет. А боец Коваленко пусть себе другого найдет, Коваленко в десятом классе, а Оля в девятом, ей Жорж больше подходит по возрасту. И юбка у Оли короткая и расклешенная, такие мальчикам больше нравятся, чем джинсы. Посмотрите на неё, на дискотеку пришла, джинсы напялила как парень!

Для Михаила сегодня дискотека кончилась, как вышло по-дурацки! Ну попросила его эта зав. политсектором разузнать у Милославского насчет вина или водки, где берет. Ну не получилось, но зачем он в драку полез, сам не понял, что нашло на него. Хотя понятно, мелкий этот сам виноват. На военке раскомандовался, всё время воображает как не-знаю-кто, сейчас дурака начал из себя строить, оскорбил, вот и сорвался Миша. Стукачом его еще никто не называл. Угу, сорвался Миша так сорвался, вон щека горит и плечо болит. Самбист, наверняка. Кинул его Жорка, да так ловко, Мишка даже и не понял, каким приемом. Вот Жорка стоит напротив, вот его нет, а вот асфальт по лицу бьет. Отдохнул, блин. И сказать никому нельзя. Восьмиклашка навалял боксеру-десятикласснику за то, что тот сам на него напал. Сказать, что подкрался и напал — враньё и стыдно еще больше. Подойду завтра к Жоре, предложу замять для ясности.

А на дискотеке творилось очередное безобразие. А может мероприятие по сплачиванию коллектива, как сказать. Группа танцующих собрала шеренгу, обняв друг друга за плечи, и плясала, высоко подкидывая ноги. Ритм был вполне себе дискотечный, но при этом всё выглядело так, словно компания танцевала канкан. То, что на некоторых танцующих были юбки, еще более намекало на это произведение буржуазной хореографии. Ни разу не удивительно, что в центре шеренги оказался Милославский в своей чудовищной пятнистой футболке. Шеренга дрейфовала по залу и поворачивала, сохраняя линию, к ней подцеплялись с разных сторон новые участники пляски. По команде Жоры шеренга вдруг меняла направление вращения, было совершенно ясно, кто верховодил безобразием. С последним аккордом музыки раздался крик «Падаем!» и линия рассыпалась, а все парни и девчонки из неё попадали на пол. Громкий хохот был знаком всеобщего ликования.

— Штабисты Школы в уголке аккуратно двигались в такт музыке, по общему мнению, им надлежало быть с делегатами, быть среди них и при этом не смущать ребят, не сковывать, не давить. А лучше всего стать невидимками. Похоже, у них получилось. Взрослые танцевали вполне себе от души, но без перегибов. Молодежь на них внимания особо не обращала, а насчет «стесняться» — тут вообще всё было очень раскованно, вон даже канкан замутили. А начни потом предъявлять несоветское поведение, кто-нибудь заявит, что это был танец прыгунов в высоту или каких-нибудь греческих пастухов. И мы понимаем, кто будет этим кем-нибудь. А вот и новая забава: этот кто-нибудь построил перед собой всех танцующих в несколько шеренг и выделывает какие-то отчаянные танцевальные движения под музыку. А все остальные их повторяют в меру сил и способностей. А забавно получается, где-то даже красиво. Хоть и необычно.

Всё, народ, я убегаю! Вслух не стал кричать, но реализовал посыл вполне незаметно. Футболка абсолютно мокрая, бегу в свою комнату менять на сухую. Как неудобно вышло, в келье Валера с кем-то обнимается в горизонтальной позиции. А закрываться надо! Ах да, было закрыто, но ключи у обоих, надо ему было ключ в замке оставить. А я и не гляжу на вас, и тут темно. Вообще, мне только футболку сменить, да я прекрасно вижу, где футболка лежит, достаточно светло, луна в окно наяривает. Нет, я не гад и не кайфоломщик! Целовались, вот и целуйтесь дальше, нефиг на меня смотреть, я не сто рублей! Уже убежал. Валера правильный парень. А я еще маленький, мне не положено, могу тормоза потерять по детскому делу. Не дошел, однако:

— Нет, Оля, мы не пойдем с тобой гулять в лес. — выцепила она меня на маршрут келья — дискотека и прессует.

— Я тебе не нравлюсь?

— Ты мне очень нравишься,