красно-чёрных оттенках. Возможно, это делалось для того, чтобы было удобнее медитировать или ачарию просто нравились эти цвета. Свечи были расставлены по полу, как звёзды. Перед прибывшими лежала одна красная подушка. На висящих у стены перед ачарием тканях отбрасывались тени тех, кто присутствовал. Петру даже показалось, что тень сидящего мужчины встала и обернулась на него. Но мираж быстро исчез, как только он услышал голос.

— Надеюсь, вы смогли немного отдохнуть после дороги.

— Да, спасибо, — ответил Пётр, как можно естественнее.

— Я рад, — тут мужчина действительно встал, и его глаза отразили весь огонь, находящийся в комнате, — Сначала бы я хотел поговорить с вами, мисс Босстром.

Он показал на место перед собой, и Пётр переместил девушку. Лолита приподняла голову, чтобы лучше разглядеть лицо мужчины. Ачарий был молод, и в отличие от всех живущих здесь, имел восточные черты вперемешку с европейскими. Его ещё не коснулись возрастные морщинки, будто он был совсем мальчишкой, недавно окончившим школу. Но небесные глаза говорили об обратном — он был старейшим человеком. Тем, кто видел зарождение мира. Тем, кто мог ответить на все вопросы. Широкая улыбка украсила лицо мужчины, пока Лолита изучала его.

— Я не психолог, — вдруг сказал ачарий, кинув быстрый взгляд на Петра, — Я — ваш друг. Пока что. Расскажите мне, как это произошло.

Лолиту ударило током. Даже мимолётное упоминание о том дне, заставляло её парализованное тело вздрагивать. Это могло быть фантомной болью, но жгучая волна шла от головы до ног. А затем девушка сжималась, желая закрыть себя от воспоминаний. Но тело, как капризное дитя, не слушало её. И сейчас даже без упоминания аварии, Лолита ощутила все эти чувства. Она вновь попыталась принять позу эмбриона, но… оставалась на месте.

Ачарий терпеливо ждал. Его глаза впились в фигуру девушки и потеряли живой блеск. Если бы Пётр видел Лолиту, то заметил бы сходство между ними. Свечи затрещали от сильного потока воздуха, возникшего из ниоткуда. Ткани позади учителя джайнов разлетелись в разные стороны. Они, как руки, потянулись к Лолите, желая обнять её, но девушка подняла голову, и ткани обмякли.

— Мы с друзьями попали в аварию, — начала Лолита, не смотря в глаза мужчине перед ней, — До этого мы выпили, и водитель не смог справиться с управлением. Двое погибли, двое остались живы, а я… И не жива, и не мертва. Чувствую себя так, будто застряла в плену собственного тела. Словно… меня залили бетоном и бросили в могилу.

— И что вы решили? Почему оказались здесь? — бесстрастно спросил ачарий.

— Хотела посмотреть на мир. В последний раз.

— Решили умереть?

Такая формулировка, да ещё из уст малознакомого мужчины звучала ужасно. Но говорил он это так, будто нет ничего плохого в подобном плане. В его голосе не было жалости, как у Петра.

— Если это так, то, — учитель посмотрел на колеблющийся огонёк, — Наслаждайтесь последними днями. Смотрите на мир.

Большие капли заблестели на щеке девушки. Она почувствовала, как ужас сдавливает грудь, и солёный поток под таким напором выливается через её глаза. Ачарий посмотрел на неё тем же безразличным взглядом. В мелькающих оранжево-красных бликах мужчина приобретал угрожающий лик. Девушка с испуганными красными глазами продолжала смотреть на него, обездвиженная подобной игрой света до конца.

— Не плачьте, мисс Босстром. Ваше решение никто оспаривать не будет, вы это сами знаете. Но и жалеть вас тоже не за что. Вы сами творец своей жизни. Любое действие имеет последствия. Иногда не самые приятные. И если вы прибыли сюда, чтобы вас отговорили, то можете уходить прямо сейчас. Здесь нет места людям, которые хотят жалости к себе.

— Я не… — прошептала Лолита, давясь слезами, — Я не хочу жалости.

— Тогда что вас так напугало в моих словах? Вы решили умереть, а значит, это будут последние дни. Разве не так?

Девушка промолчала.

— Значит, скажу я, — громко произнёс ачарий, — Ваше решение было необдуманным, хоть вы и убеждали себя в обратном. Вы приняли это решение потому, что хотели, чтобы вас отговорили. Ваши родители отвернулись от вас, а в скором времени, отвернулся бы и Пётр. Вы так думали. И вы остались бы одна! Но узнав о вашем решении, все вновь были бы рядом с вами! Уговаривали поменять его! Но вместо этого все согласились. Даже родители. Верно, мистер Павлов?

Павлов стоял, вросший в белый пол. Слова ачария, ударили, как пощёчина. Откуда он знал об этом? Пётр скрывал разговор с родителями Лолиты об эвтаназии даже от Нильсена. Но мужчина в белых одеяниях был прав. Родители действительно согласились с выбором их дочери, потому что изначально они сами были подобного мнения. Петру и слушать было тошно их слова. Но это было не так обидно, как то, что они не согласились приехать в Осло, чтобы отговорить Лолиту от такого страшного решения. Или хотя бы попытаться. Лолита, конечно, об этом не знала. Сейчас она приняла это уже, как данность, будто догадывалась о повторном предательстве.

— Поэтому я дам вам время на то, чтобы вы переосмыслили свой приезд сюда, мисс Босстром, — ачарий развёл руки.

По сторонам появились монахи, которых сложно было заметить в тёмных углах. Джайны выпроводили Лолиту из здания. Павлов дёрнулся, чтобы остановить их, но Исаак, стоящий недалеко от входа, кивком дал понять, что всё в порядке.

Он боялся поворачиваться. Ачарий знал так много о Лолите, и ему ничего не мешало знать столько же о Петре. Он мог услышать страшное откровение о самом себе, которое не хотел бы слышать. Но они приехали. И давать заднюю, когда финишная полоса уже перед тобой — глупо.

— Садитесь, — ачарий показал на ту самую примеченную Петром подушку.

Павлов послушался. Лёгкий ветер гулял от угла в угол, касаясь холодных рук мужчины. От свечей иногда шли тонкие струйки тепла, но они обжигали. Учитель сел напротив, положив руки на колени. Он молчал, ожидая слов от Петра. Но Павлов даже не знал с чего начать. Причина его приезда была прозрачна, как вода в источнике, и вряд ли загадочный мужчина перед ним не знал её. Всё было слишком просто даже для него.

— Мне сказали, что вы видели сон перед тем, как попасть в Сонагири. Расскажите мне о нём.

— Я видел себя на троне. С короной на голове, — начал Пётр, вновь видя всё, о чём он говорил, — кто-то в железной маске позади меня снял корону и надел на себя. А я пошёл вперёд под чей-то голос, который был везде. Всё было в красных оттенках, как