как раз накопились деньги с зарплаты. Сколько нужно заплатить за жильё и питание? — Милана, ну что ты такое говоришь? Какое ещё заплатить? — удивлённо приподнял бровь Амиран Аланович. — Давай вместе разберём, да? Моему сыну для поправки его здоровья необходимо съездить на море. Это рекомендация врача. Здоровье моего сына, чья забота? — Моя. Я же няня. — Не задумываясь, ответила я. — Да? Ну, я человек необразованный, в ваших новомодных педагогических тенденциях не разбираюсь. Я по старинке считаю, что за здоровье детей отвечают родители. — Немного поехидничал Амиран Аланович. — Милана, ты же понимаешь, что я веду речь не о том, что ребёнок под твоим присмотром насморк подхватил? Ты выполняешь свои обязанности, просто я заинтересован в том, чтобы ты их выполняла в других условиях. В тех, которые могут поддержать здоровье моего сына. Как, например, когда ты была с Арланом в больнице. Хотя если ты устала от Арлана, и это понятно, столько времени проводить с ребёнком, то я могу предоставить тебе отпуск. Но после поездки на море. — А вот это сейчас была грязная игра, Амиран Аланович. Вы прекрасно знаете, что я совершенно не устаю от Арлана. Так что спасибо за предложение, но не требуется. — Указала я отцу Арлана на его собственную хитрую манипуляцию. — А вот на счёт поездки… Я просто не рассматривала поездку в таком ключе. Чувствую, что подвох всё же есть, но не могу понять где? — Какой подвох? Я хочу быть хорошим отцом и выполняю рекомендации врача. Всё. — Наивное выражение лица у отца Арлана не получалось от слова совсем. — Но все трудности пребывания четырёх пацанов на море хочу свалить на тебя. — Какие трудности? — переспросил Арлан. — Мы что? Дикие что ли? Нет, всё хорошо будет. — Я так понимаю, что вещей для отдыха на море у тебя нет? — прямо спросил Амиран Аланович. — Мне нужно пару часов, чтобы всё недостающее приобрести. — Пожала плечами я. — Хорошо. Поедешь с Багратом, он оплатит с карты. — Кивнул отец Арлана. — Нет. — Не согласилась я. — Куплю я сама и оплачу тоже. — Милана, мы опять будем поднимать разговор об униформе? — напомнил мне ситуацию с покупкой мне одежды в самом начале моей работы Амиран Аланович. — Вот именно. Работодатель предоставляет униформу, соответствующую требованиям дресс-кода компании. И совершенно не интересуется жарко или прохладно, удобно ли, не стесняет ли движений. Ни разу даже не слышала о примерах обратного. — Привела я ему его собственные аргументы. — Так что я сама приобрету себе одежду для поездки. — Ну, хоть сопровождение возьми, — предложил он мне. — Зачем? — удивился Арлан. — Я сам за ней приглядываю. Пока вроде справлялся.

Мы не сговариваясь переглянулись с отцом мальчика. Просто в словах совсем маленького мальчишки прозвучало столько мужской самоуверенности, что не улыбнуться, было просто невозможно. Я, конечно, замечала за Арланом вот такие проявления собственничества, но ощущение собственной нужности ребёнку, немного кружило голову. Я не могла себе отказать в этом отступлении от правил. Чувствовать, ощущать, буквально осязать искреннюю привязанность и расположение ребёнка к себе, для меня было тем самым запретным плодом, от которого я отказаться не могла. Даже когда я пыталась убедить саму себя, что это неправильно и необходимо прекратить подобные ситуации, внутренний голос, полный горечи и понимания несбыточности некоторых желаний, напоминал мне, что, скорее всего, это мой единственный шанс почувствовать себя… мамой! За день до отъезда в доме снова были гости. Приехал брат Амирана Алановича с женой. Девушка была очень яркой внешне. Мне почему-то казалось, что вот именно такой внешностью должны обладать героини-царевны из сказок Шахразады. По настоянию Амирана Алановича я ужинала за одним столом с ним и его гостями, но при первой же возможности ушла сама и увела Арлана. Ксану, или Злюку, как звали её родные я видела и до этого. Но мельком. Знала, что она проходит сложное лечение по восстановлению спины, но подробностей произошедшего узнать не пыталась. И вот в тот вечер я впервые ловила на себе её хитрый и смеющийся взгляд. Но, чувствуя от девушки только доброжелательное любопытство, особого значения не придала. Тем более, что после скорого ухода гостей Амиран Аланович даже как-то растерянно сообщил, что Злюка, похоже, скоро сделает его дядей. — Милану не отдам. — Сразу заявил Арлан. — А за дядю и Ксану очень рад. Надо подарки успеть приготовить. В день отъезда Амиран Аланович скептически посмотрел на мою небольшую спортивную сумку с вещами. Но я же не героиня из "Простоквашино", чтобы с собой пять вечерних платьев брать. К моему удивлению, самолёт дети перенесли отлично и вообще вели себя так, словно перелёт для них дело привычное. И ещё утром мы были дома, а вечером уже купались в море и грели ноги на крупной пляжной гальке. Ощущение, что всё в порядке меня и подвело. Играя с детьми на линии прибоя, я неудачно переступила и ударилась мизинцем о камень. Я вскрикнула, испугав детей. Мальчишки тут же бросили играть и проводили меня до шезлонга. — Пап, посмотри, у Миланы что-то с ногой! — переживая позвал отца Арлан. — Ничего страшного не произошло, нет причин переживать. — Пыталась я прекратить панику. — Сидеть! — рыкнул Амиран Аланович, с силой удерживая мою ступню. — Как это ничего страшного? А вдруг ушибла, или ещё что? Надо осмотреть. И лучше к доктору сходить. — Возмутился Арлан. — Пап, я правильно говорю? — Правильно. Сам осмотрю. — С непонятным выражением произнёс его отец, вцепившись в мою ногу.

Глава 18

Амиран. Это не женщина! Это мое личное проклятье! Она словно создана для того, чтобы раз за разом испытывать меня на прочность как человека, отца и мужчину. Бьёт наотмашь по самым уязвимым и потаённым местам, о которых я сам предпочитал даже и не вспоминать. Много лет назад, когда я сам был в возрасте Арлана, отец впервые взял меня с собой. Приучал к семейному делу. Жёсткие тренировки и жестокие наказания начались ещё раньше. Но вот "решать вопросы" меня взяли впервые. Отец ехал "наказывать" одного из тех, кто высоко поднялся и решил, что на нашей земле может не спрашивать разрешения у её хозяина. "Разговор" с владельцем богатого дома был очень жесток. Помню, как твердил про себя, что только бы не заплакать. За подобные проявления жалости или слабости отец мог наказать сильнее, чем за любой проступок. Один из старших братьев, под не помню уже каким предлогом, отправил меня из комнаты, где уже приближалась самая неприглядная часть, вниз, к машинам. Но до них я не дошёл. Внизу, в нише