— С превеликим удовольствием, Андрюша!

* * *

— М-да… Это тебе не мой порт-артурский «Бесстрашный», — заключил Андрей Петрович после осмотра миноносца. — Какое вооружение, сколько торпедных аппаратов! Ведь мы же в свое время так гордились тем, что наши миноносцы развивали скорость в двадцать пять — двадцать шесть узлов*, а тут — все тридцать четыре! Фантастика!

— Чему удивляешься, Андрюша? Ведь ты же прекрасно знаешь, что на этих миноносцах стоят турбины, а не пыхтящие паровые машины, — упрекнул Степан Петрович брата.

— Одно дело знать, а совсем другое видеть воплощенной инженерную мысль, так сказать, в металле. Ведь это же две большие разницы, Степа. Разве не разумеешь?

Тот согласно кивнул головой.

— Ну да ладно, — подвел итог Андрей Петрович. — Большое спасибо тебе, Степа, за экскурсию по твоему замечательному кораблю! А теперь приглашаю тебя осмотреть мою «резиденцию». Ведь нам есть о чем еще поговорить с тобой, не так ли?

— Безусловно, Андрюша. Но ты, как мне помнится, обещал продолжить нашу беседу вроде бы как под мадеру?

Андрей Петрович улыбнулся:

— Я, как ты, конечно, знаешь, слов на ветер не бросаю. Будет у нас с тобой, Степа, беседа под мадеру!

— Тогда вперед, Андрюша!

— Полный вперед, Степа! — уточнил тот.

* * *

Степан Петрович, осмотрев помещение, которое снял на время своего пребывания в Бизерте брат, удовлетворенно, но тем не менее с некоторым оттенком ревности отметил:

— А ты, Андрюша, оказывается, и без моей помощи можешь блестяще решать хозяйственные вопросы.

Тот усмехнулся:

— Я, конечно, польщен твоей оценкой моих способностей в этой области, однако согласись, что это несколько проще, чем, к примеру, снять с каменных рифов крейсер, выползший на них на треть своего корпуса и простоявший в таком положении на них несколько месяцев.

— Об этом, Андрюша, можешь не напоминать, ведь крест Владимира третьей степени на твоей шее красноречиво говорит о твоих безусловных заслугах. И тем не менее это, согласись, несколько разные вещи. Ну, да ладно. А вот поделись-ка со мной тем, как это ты умудрился найти в довольно небольшом городке, коим является Бизерта, а не во Владивостоке, как это было лет эдак пятнадцать тому назад, столь замечательные, не боюсь этого определения, апартаменты?

Андрей Петрович самодовольно ухмыльнулся:

— Да очень просто. Когда я, облаченный в форму контр-адмирала, как справедливо заметил ты, обратился к морскому префекту со своей просьбой оказать мне содействие в снятии подходящего жилья для временного проживания, то тот тут же предложил мне один из приемлемых, по его мнению, вариантов. Дело в том, что недавно скончался один из ответственных чиновников его префектуры, владевший довольно приличным особняком. А так как его супруга, ставшая вдовой, осталась существовать с детьми на его не такую уж и большую пенсию, то, по его же мнению, она будет весьма рада сдать ему внаем одно из помещений в ее доме.

Когда же я осмотрел небольшой флигель, примыкающий к этому особняку, разумеется, с отдельным входом, — подчеркнул он, — то сразу же заключил с обрадованной вдовой договор, в устной, конечно, форме, на его аренду на время моего пребывания в Бизерте. Тем более что этот флигель находился неподалеку от бухты Каруба, в которой стоят миноносцы твоего дивизиона. Вот, собственно, и все.

— Хорошо все-таки быть адмиралом, Андрюша! — притворно вздохнул Степан Петрович. — Нужно помещение для временного проживания? Нет вопросов — морской префект к вашим услугам!

— Зависть — последнее дело, братишка! Ведь гораздо продуктивнее — сделать анализ того, как, каким образом кто-то смог достичь определенного успеха, и приложить усилия к тому, чтобы и самому добиться определенного общественного положения. Ведь я же ничуть не сомневаюсь, что в определенных условиях — ты, разумеется, понимаешь, что я имею в виду? — тот согласно кивнул головой, — ты бы его непременно добился, хотя и сейчас являешься не последним человеком на эскадре. Кстати, в этом я убедился, когда сам ее командующий вышел встречать тебя при твоем прибытии на флагманский крейсер. Вот так. А сейчас приглашаю к столу, на котором дожидается обещанная мною бутылка мадеры розлива, естественно, на Канарских островах, — обнял брата Андрей Петрович.

Когда же не спеша выпили по фужеру традиционной мадеры и слегка закусили фруктами и шоколадом, старший брат, видя ожидающий взгляд младшего, начал свое повествование о злоключениях их большой семьи.

— После провала предпринятого Временным правительством — разумеется, под давлением союзников — наступления наших войск на Восточном фронте, в начале июля семнадцатого года в Петрограде прошла многотысячная демонстрация войск столичного гарнизона, отказавшихся от посылки их на фронт, поддержанная большим отрядом матросов, прибывших из Кронштадта. Эта демонстрация хотя и носила мирный характер с требованием отставки Временного правительства, но вполне могла перерасти и в вооруженное восстание, так как почти все ее участники были с оружием. Однако вовремя вызванные с фронта войска, верные Временному правительству, быстро подавили это выступление. И хотя в этих беспорядках верховодили анархисты, тем не менее большевики поддержали их. Подтверждением тому служат аресты главарей большевиков и исчезновение куда-то их вождя и идеолога Ульянова-Ленина, на которого тоже был выдан ордер на арест.

Андрей Петрович, вздохнув, посмотрел на брата, напряженно слушавшего его.

— Потому-то наш отец, — продолжил он, — посчитал эти события генеральной репетицией большевиков перед захватом ими власти.

При упоминании братом их отца Степан Петрович широко улыбнулся:

— Наш папа редко ошибался в оценке тех или иных событий.

Брат согласно кивнул головой и продолжил:

— В связи с этим он и принял нелегкое решение об эмиграции семьи за границу, считая, что оставаться под властью большевиков не только не приемлемо лично для него, но и опасно для жизни всех членов семьи. Я же, как ты должен понимать, поддержал его.

Степан Петрович облегченно откинулся на спинку стула.

— После принятия этого решения, — продолжил Андрей Петрович, — отец решил заняться вопросами по его финансовому обеспечению. Поэтому он стал частями снимать со счетов родовые активы, но не в рублях, или, как их тогда называли, керенками*, а в валюте, так как общественное положение, которое он занимал в российской элите, — он многозначительно глянул на брата, — помогло ему сделать это. И это несмотря на не особое желание банкиров расставаться с этой самой валютой в сложившихся в России политических условиях, — усмехнулся он. — Благодаря этому в его руках оказалась значительная сумма денежных средств в английских фунтах стерлингов, французских франках, американских долларах и шведских кронах.

— Наш отец, Андрюша, всегда был обстоятельным человеком, — удовлетворенно заметил Степан Петрович.