Меня настолько колотит от бешенства, что боюсь, что я ее пришибу.

От Агаты меня отдирает Илья. Он хватает сестру за волосы и с бешенством смотрит в лицо этой бессмертной.

— Жди неприятностей, шалава, а теперь пошла вон, иначе вместо лифта, зубами ступени посчитаешь.

В какой-то момент он словно собирается впечатать в лицо Агаты кулак, но его руку перехватывает Федор.

— Шеф, это лишнее.

Вижу, как сбивчиво дышит Илья, как сложно ему далось решение отпустить волосы Агаты.

— Уведи ее от греха подальше.

Как только захлопывается дверь квартиры, Илья взревел, как раненый волк, и кулаком шандарахнул в стену.

— Давно хотел свернуть ей шею, нужно было это сделать еще после зоны.

— Глаза покажи, — бешусь, но перехватываю его психующее тело в свои руки и заставляю посмотреть на себя.

Только бы не было ожога роговицы или других печальных последствий.

Овца невменяемая, чего она этим добивалась? Хотела нас поссорить? Черта с два. Пусть идут к черту, они мне не семья и никогда ей не были. А этого мужчину я не отдам. Хотя член придётся вымачивать в хлорке после этого рта.

— Нормально, выживу, в душ пойдем, мне нужно остыть и прийти в себя.

Кладет мои руки себе на бедра и сжимает их.

— Я бы ее убил, когда оклемался, — шепчет на ухо, вжимая в меня в свою грудь, — до сих пор ненавижу эту шлюху.

Я стою, а потом мысль, простая как пять копеек, врезается в голову. И я отстраняюсь, внимательно глядя на него и строго спрашивая:

— А как она сюда попала вообще?

— Через дверь, как сорока на хвосте новости принесла от твоего папаши. Твердила, что тебе жениха нашли, пыталась торговаться, — рявкнул в ответ и сам отправился в ванную.

Сам впустил. Ну что за идиот, а? То есть мало ему прошлых ошибок? Мало того, что раз уже сел из-за того, что недооценил её.

Не иду к нему в душ, киплю от злости на кухне. Мне хочется перебить посуду и крушить всю мебель. А потом меня осеняет… в прошлый раз она подбросила ему якобы сворованное, что мешало ей повторить подвиг.

Переворачиваю вверх дном кухню, убеждаясь, что там никакой закладки наркоты или чего-то в этом духе, что такая беспринципная тварь, как моя сестрица, могла подсунуть. Бесконечно злюсь на Илью при этом.

Поэтому когда он наконец выходит из душа, я продолжаю ссору.

— Вот ты же не дурак, а иногда как маленький! У тебя мало проблем из-за этой бабы было, что ты ДОБРОВОЛЬНО впустил ее в свой дом?! Где ещё она успела побывать?

— Только здесь. Идем в спальню, мне нужен секс, — бросает нервно и идет на выход.

— Я не твоя секс кукла, — рявкаю так, что в ушах звенит. — Что тебе нужно сейчас, так это стоять передо мной на коленях и объяснять, какого черта твой возбужденный член делал во рту моей сестры, и так, чтоб я сжалилась над тобой и снизошла до секса, а не вот это вот всё. Сможешь? Или снова всё испортим и станем чужими друг другу?

— Твой выбор, — хмыкнул холодно Илья, — мой хер был в ее рту не по моей воле.

Мужчина развернулся и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.

Долго стою, глядя ему в след, не в силах пошевелиться.

Нет, дорогой. Это ТВОЙ выбор. Я не словом ни духом не дела тебе понять, что не верю тебе, и я набросилась на Агату, защищая тебя, а ты откатился к началу. К тому, что я кусок мяса, об который можно потереться писькой, когда самому плохо. И с которым не нужно считаться и щадить чувства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Адекватные люди сейчас поговорили бы и пережили этот неприятный эпизод вместе. Ничего у нас не будет адекватно.

Я подхожу к бару, достаю бутылку вина и наливаю бокал. Находиться на кухне противно. К нему не пойду под угрозой расстрела. Свалить не могу, чревато последствиями.

Иду в зал, сажусь на диван, делаю жадный глоток. Я настолько опустошена, что не знаю, куда себя деть и что с собой делать.

— Я тебя долго буду ждать? — гаркает Илья, распахнув дверь спальни. — Тебе лучше прийти ко мне, Стася. Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты показываешь характер, когда мне хреново.

— Тебе плевать на то, что мне хреново, — делаю глоток и со звоном ставлю бокал. — Хочешь по-нормальному, тогда сначала эту ситуацию нужно проговорить, а потом вытрахать. Если ты действительно любишь меня, как сказал в ту ночь. Если нет, то и говорить не о чем. Твой выбор.

— Иди сюда!

Противостояние характеров, мило. Думает, сломает меня? Нет. Делает хуже себе же.

Сижу на диване и буравлю его внимательным взглядом, вскинув брови.

— Да пошла ты! Психолог недоделанный. Поговорить она хочет. О чем? О твоей сестре шалаве? Или о том, что я ее пустил? — слышу, что звякает ремень его брюк, застёгивается молния. — Что тебе важно услышать? Не нужно меня спасать. Сам справлюсь. А ты или со мной, или свободна. Прогибаться больше не буду.

— Кроме своего Я что-нибудь слышишь? — спрашиваю холодно. — Никто тебя не спасет, эгоистичная жопа. Не одного тебя эта ситуация затронула и ранила, но ты дальше себя никого и ничего не видишь. О какой любви тогда речь может идти? Тебе сейчас важнее член утешить, чем любимую. Может зря прервала вас? Надо было дать ей закончить. Может тогда твоя тупая горячая голова получила бы приток крови снизу и работала как надо.

— Не переживай, найду, закончу, если ты так этого хочешь, только у Федора уточню направление.

— Пиздуй, — выплевываю ядовито. — Но ко мне ты больше не прикоснешься. Надеюсь, оно того стоит.

Встаю и резко ухожу в кухню, доставая из бара коньяк. Я не шучу. Уйдет — навсегда. Я не половая тряпка и ноги больше об себя вытирать не дам.

— Ты знаешь способ, как мне запретить к тебе прикасаться? — ржет на всю прихожую, пытаясь сунуть ступни в туфли.

— Знаю, — гаркаю из кухни.

— Посвяти в него, — усмехается криво, приковыляв на порог кухни в наполовину обутой туфле.

— Ты спешишь трахаться, зудит же, — окидываю его презрительным взглядом, хлопнув залпом коньяк.

— Дома не дают, вот и спешу.