— Убить его! — закричал Эбондрак, в то время как стихийное войско бросилось в атаку. — Сомкнуть строй!

Меч опустился.

Аларик был быстрее.

Он разрубил топором забрало шлема, нависшего над ним, и вогнал локоть в горло Змеиного Стражника, стоящего позади. Его предполагаемый палач упал с разрубленной головой, и второй стражник повалился тоже, поскольку Аларик отрубил ему ногу.

Эбондрак выдохнул. Пламя поверх головы Аларика полетело в толпу, атакующую Змеиную Стражу. Люди исчезли в полосах черного огня.

Аларик едва сознавал, как солдаты подняли его себе на плечи, хотя люди горели и гибли под мечами Змеиной Стражи. Он увидел знамя, по-прежнему реющее высоко, и понял, что и сам, подобно этому знамени, стал символом мятежа и войны для этих людей. Извращенные создания не желали ничего иного, как последовать за Алариком к собственной смерти, потому что знали, что никто на Дракаази не сможет умереть так славно, как космодесантник.

Где-то посреди сражения Эбондрак сгреб несколько горгафских солдат и закинул себе в глотку, чтобы унять ярость. Лорды полностью утратили контроль над ареной Горгафа. Он с отвращением отвернулся от побоища. Взбунтовавшиеся солдаты были для него слишком мелкой добычей. Аларик исчез в мятежной толпе, и не осталось больше никого, достойного быть убитым лордом Эбондраком.

Аларик смотрел на разгорающееся пламя и растущие по краю арены горы трупов, пока толпа не вынесла его сквозь сумрак арки наружу, в город войны Горгаф.

Ночи Горгафа были очень холодны. Они добивали раненых днем, так что сражаться на следующее утро могли лишь достойные и подготовленные.

Аларик не ощущал холода так, как остальные люди. Он знал, что такая ночь способна убить слабого, но для него это ничего не значило. Он даже хотел бы чувствовать холод и бояться его, поскольку это было то, что он мог понять, мог осмыслить. Это был враг, которого можно победить: найти укрытие, развести костер. Дракаази была врагом, с которым он не мог поступить так. Здесь не было легких решений. Если бы он мог чувствовать холод, то, по крайней мере, мог бы испытывать некоторую гордость оттого, что еще жив.

Если бы Эбондрак умер, что бы это дало? Сам лорд навел его на эту мысль. Если дракона не станет, его место займет кто-нибудь другой, возможно, Веналитор, или Аргутракс, или еще какой-нибудь древний кошмар Дракаази, про который Аларик даже не слышал.

Аларик добрался до осажденных крепостей через несколько часов после того, как армия оставила арену Горгафа и перенесла сражение на улицы города. Он покинул войско, направившись к двум крепостям. Его не интересовало, что будет с мятежниками. Наверное, бунт уже усмиряют, мстя за сорванные горгафские игры.

Аларик осторожно шел по траншее. Она была отрыта десятилетия назад, когда две крепости явно воевали между собой, и их повелители приказали копать траншеи, чтобы подобраться к противнику и захватить его крепость. Линии осады пересекались, нахлестывались друг на друга в паутине туннелей и траншей, и там еще сохранились следы боев: старые поломанные кости, торчащие из черной земли, россыпи пустых гильз, превратившихся в куски красно-бурой ржавчины.

Каждая крепость представляла собой цилиндр, ощетинившийся ржавыми орудиями и помеченный множеством вмятин от осадных машин, чьи остатки валялись здесь же. Аларик почти слышал грохот орудий и крики умирающих. На миг он задумался, сколько же погибло здесь, сражаясь на этой маленькой войне среди грандиозной битвы Горгафа. В этом городе, казалось, уже нет места для новых смертей.

Перед ним стоял храм, возведенный на том месте, где линии осаждающих впервые сошлись. Он был выстроен из гильз огромных артиллерийских снарядов, превращенных в рифленые колонны, а из пуль от станковых орудий получились зубы для скорчившихся на крыше горгулий.

Сквозь выбитые окна Аларик смог разглядеть заброшенные кузнечные горны и наковальни, груды бракованных мечей и ржавых заготовок. Дверь в кузницу свободно раскачивалась взад-вперед, демонстрируя темноту и холод внутри. Храмовый алтарь использовали в качестве наковальни, и он был весь в глубоких зарубках. Аларик осторожно вошел внутрь. Он почуял запах дыма и расплавленного металла и, казалось, услышал звон молота, кующего новый меч.

Место было заброшено, причем уже давно. С того момента, как Аларик получил топор у выхода на арену, он в глубине души надеялся, что это кузнец, разговаривавший с ним на Карникале, пытается подать ему знак. Он не знал даже, союзник этот кузнец или враг или вовсе плод его воображения. Однако скорее это был потенциальный союзник, а Аларик понимал, что такой человек за пределами «Гекатомбы» ему необходим.

Неужели он в самом деле надеялся найти что-то здесь? Уж конечно, не более чем надеялся, что сумеет убить лорда Эбондрака в одиночку.

В сумраке покинутого храма что-то блеснуло. Аларик отложил в сторону несколько незаконченных клинков и увидел молот, прислоненный к алтарю-наковальне. Его обух сверкал ярким серебром и был покрыт гравировкой — комета, несущаяся к планете, кулак в латной рукавице с зажатой в нем молнией, дракон с мечом в сердце. Аларик поднял оружие и ощутил его тяжесть. Оно было сделано столь же искусно, как и топор. Аларик вспомнил брата Дворна, который был бы счастлив заполучить столь великолепную вещь, и задумался, удалось ли Дворну и другим его братьям по оружию выбраться с Сартис Майорис живыми и свободными.

На одной стороне молота, той, что должна разить врага, было изображение черепа. Один глаз был пустой, в другом горел искусно выгравированный огонь. Аларик долго смотрел на рисунок, пытаясь понять, что он означает.

Это, видимо, послание. Должна была быть цель, ради которой он нашел это место, рисковал жизнью, сбежав с арены. Одноглазый череп должен что-то означать, даже если значение это ускользало от Аларика.

Возможно, череп олицетворял собой Аларика. С Ошейником Кхорна на шее он был наполовину слеп.

— Молота Демонов не существует, — произнес Аларик вслух. — Не существует священного оружия, дожидающегося, когда его пустят в ход. Он — это я. Я должен победить эту планету. Я Молот.

Что, если Молот Демонов — просто очередная из хитростей Хаоса? Почитатели Хаоса запросто могли устроить такую мистификацию только для того, чтобы дать отчаявшимся людям тень надежды, которую потом можно у них отнять.

Аларик хотел верить в свою миссию, пусть даже это будет всего лишь способ достойно умереть на Дракаази, но ему не на что было опереться в этой вере.

Внезапный звук вырвал Аларика из раздумий. Снаружи что-то двигалось: шаги по битому щебню, перестук потревоженных камней. Аларик взял топор в одну руку и молот в другую, уверившись, что, судя по их балансу, оба они откованы одним мастером.

Он услышал еще шаги, голоса и звон обнаженных мечей.

Аларик напрягся. Он встал спиной к алтарю и лицом к двери, так он сможет в несколько прыжков преодолеть это пространство, сокрушить молотом первое же спрятанное за забралом лицо, которое увидит, и подрубить следующему воину ноги снизу топором. Он был готов.