Откуда взялись силы? Что произошло? Неужели этому подъему способствовали Надя и моя любовь к ней? Конечно же! Не встреть я Надю — не встряхнуло бы меня ничто другое… И как же надо благодарить и любить ее за все это!»

— Ура! — коротко вскрикнул Букварев, подхватил кучу папок, листы с формулой и опрометью кинулся вдоль коридоров к приемной директора. Его не удивила пустота коридоров, он не заметил, что никто не курил на лестничных площадках, не слышал он и громкого топота своих ног. Он ворвался в приемную, словно гонимый ураганом.

Секретарша Воробьихинского, совсем еще молоденькая и жеманная, но любившая Букварева за простоту, глянула на него во все свои подкрашенные глаза и прыснула, зажала ладонью рот.

— Мне… шефа!.. Срочно! — едва переводя дух, проговорил Букварев и протянул руку к дверям, ведущим в кабинет директора.

— Василий Иванович! Ведь обеденный перерыв! — охладила его пыл секретарша и состроила Буквареву глазки. — Между прочим, час назад Семен Семенович вас разыскивал, но ваш телефон не отвечал.

— Я с утра не выходил из кабинета! Вот, — заявил Букварев и показал ей папки. Секретарша вновь прыснула. Да и любой поступил бы так же на ее месте, настолько Букварев был растрепан, возбужден и нетерпелив.

До Букварева наконец дошло, что все ушли на обед, кроме этой дежурной секретарши, вахтера у подъезда да его, Букварева. «Неужели я просидел над формулой почти четыре часа? И ничего не слышал? — недоумевал он. — Мне казалось, что прошло каких-то пятнадцать минут… Как обманчиво время!»

Он запер свои бумаги в кабинете, сунул ключ в карман, хотя ключ полагалось оставлять на вахте, и немножечко вразвалку, как и всегда после удачной работы, зашагал домой. Голову держал высоко, как Губин, которого за эту манеру кое-кто звал в институте астрономом. Город, освещенный полуденным солнцем, светился последними красками ушедшего лета. Бодрил ветерок. И стандартные дома вдоль улицы, с разноцветным бельем на балконах и во дворах, казались Буквареву горделивыми кораблями, которые величаво плывут к своей цели и радуют людей пестротой своих праздничных флагов и вымпелов.

— Вот и я, — заявил он Любе как ни в чем не бывало, — Спешу. Покорми меня побыстрее.

Честно говоря, Букварев и подзабыл, что ночевал не дома и что перед женой надо бы объясниться. Он хлебал суп и не знал, какой он был — гороховый или овощной. Он съел его без хлеба и, ничего не говоря, побежал вон. Он еще и еще раз проверял формулу, чтобы не ударить в грязь лицом перед Воробьихинским, мужиком въедливым и консервативным, но знающим цену и всему новому.

На обратной дороге он поуспокоился: то ли голова поостыла на воздухе, то ли подействовал обед, — и в кабинет Воробьихинского вошел почти усталым. Семен Семенович сидел на своем вертящемся кресле нахохлившись, глядел скорбно, отчего выразительные глаза его были по-совиному круглыми. Букварев не заметил этого недоброго предзнаменования.

— Я сделал открытие, — просто сказал он. — Сулит большие выгоды, в первую очередь нам.

— И я сделал, — грустно ответил директор, еще ниже опустив плечи и будто вдвое усохнув. Не уменьшилась в размерах только его голова, обрамленная сверху кудлатыми черно-седыми волосами, а снизу — тремя подбородками.

— А что у вас? — встрепенулся Букварев, готовый разделить радость и горесть шефа.

— Через час по этому поводу здесь будет совещание. Твое присутствие очень поможет и мне, и другим, — еще грустнее сказал Воробьихинский. — А что ты открыл и давно ли? — полюбопытствовал наконец он, и в глазах его зажегся новый хищноватый огонек.

— Вот, — Букварев тщательно разложил перед шефом бумаги. Воробьихинский вздрогнул, расправил плечи и начал листать бумаги хоть и небрежно, но медленно, и от многоопытных глаз его ничто не ускользало. Папки он скоро отодвинул и впился взглядом в букваревскую формулу. Пальцы его беззвучно забарабанили по столу с такой скоростью и столь ритмично, будто он был искушенным пианистом. Вот уже и Букварев рядом с ним. И мысль у них работает согласно и все быстрее. Они словно пожирали строчки и колонки алгебраических загогулин и непонятно отчего торопились и торопились к финишу. Наконец Воробьихинский шумно выдохнул застоявшийся в легких воздух, откинулся на спинку кресла и утер со лба испарину. Потом изучающе и удивленно уставился на Букварева.

— Ты гений? — вдруг спросил он. — Ты представляешь, что ты тут наворотил?

— Кажется, знаю, понимаю, то есть… — неуверенно сказал Букварев.

— Ты гений. Но несчастный гений, — продолжал Воробьихинский, и в глазах, в голосе его слышалось то сочувствие и восхищение, то холодок. — Твой принцип не оригинален, но эффективен. За границей это обсчитывают на компьютерах. И у нас, возможно, где-нибудь тоже… Не советую тебе состязаться с электронными машинами, быстро износишься. Это первое. А второе, самое обидное, что занимался ты этим зря. Агрегат с проектирования снимается, как устаревший. За рубежом уже есть образцы куда лучше, и нам запретили проектировать вчерашний день. Жаль потраченного времени, но хорошо, что мы не будем терять его попусту в дальнейшем. Я имею в виду этот агрегат… И третье. Нашему институту сужают профиль. Пока будем заниматься только дорогами и придорожными сооружениями. Все машины у нас отбирают и отдают филиалу одного московского института. Филиал планируют открыть здесь с нового года. Такие вот пироги… Оформляй свой метод как рацпредложение или изобретение. Возможно, для кого-то он будет приемлем. Но сомневаюсь, чтобы нашлись еще такие же, как ты, которые согласились бы работать за ЭВМ. Однако поздравляю. Не ожидал, хоть и давно знал твои способности…

Воробьихинский поздравил, но руки не подал. И снова принял ту позу и то выражение лица, с каким застал его Букварев полчаса тому назад.

— Жаль мне тебя, Букварев, — сухо заключил Воробьихинский. — Но моя должность требует, чтобы жалость к неудачникам не занимала много моего рабочего времени.

Намек был более чем прозрачен, и Букварев, одним движением собрав свои бумаги в кучу, твердо вышел из кабинета шефа. Он еще не верил, что его открытие никому не нужно, и был полон стремления постоять за него. «Но где? — спросил он себя. — Куда идти? Кто меня ждет? Никто. Все заняты делом и считают, что ведут они его правильно. Букварева с его