вскрыла и разгромила новый националистический уклон, возглавляемый Скрыпником, уклон, который облегчал и помогал деятельности контрреволюционных националистов, который прямо с ними смыкался»[386]. На XVII съезде ВКП(б) (26 января – 10 февраля 1934 г.) прозвучали обвинения Н. А. Скрыпника в теоретических и тактических ошибках. В выступлении П. П. Постышева к первым отнесены «толкование национального вопроса… как самостоятельного, самодовлеющего», «подмена задачи борьбы за воспитание классового пролетарского самосознания задачей развития национального сознания», «приукрашивание роли контрреволюционной Центральной рады и украинских националистических партий», переоценка украинского вопроса в октябре 1917 года. В практической деятельности задачу борьбы на два фронта в национальном вопросе Н. А. Скрыпник подменил борьбой «только лишь против великорусского шовинизма», насаждая «принудительную украинизацию школ». В конечном счете его действия мешали укреплению «братского союза трудящихся народов». «Националистический уклон во главе со Скрыпником был прямым продолжением уклона Шумского в 1927 году… И тот и другой работали на дело отрыва Украины от Советского Союза, на дело империалистического порабощения украинских рабочих и крестьян»[387]. В выступлении на съезде вице-президента АН УССР, кандидата в члены Политбюро ЦК Компартии Украины А. Г. Шлихтера главное прегрешение Н. А. Скрыпника усматривалось в его утверждении о том, что «трудящиеся должны развивать свое национальное самосознание, тем самым противопоставляя его пролетарскому интернационалистскому самосознанию. Он фальсифицировал большевизм, подменяя его национал-большевизмом»[388]. В таком же духе были выдержаны выступления на съезде и других делегатов с Украины: Г. И. Петровского[389], С. В. Косиора[390].

Главный вывод на XVII съезде ВКП(б) был сделан И. В. Сталиным. Он кардинальным образом поменял ориентиры в борьбе с «уклонами» в национальной политике. «Спорят о том, какой уклон представляет главную опасность, уклон к великорусскому национализму или уклон к местному национализму? При современных условиях… Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности»[391]. А из всего контекста следовало, что перестали бороться с местным национализмом. Впрочем, Сталин в том же выступлении разъяснил: «На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью»[392]. Этот вывод касался не только Украины: «Многие думают, что грехопадение Скрыпника есть единичный случай, исключение из правила. Это неверно. Грехопадение Скрыпника и его группы на Украине не есть исключение. Такие же вывихи наблюдаются у отдельных товарищей и в других национальных республиках»[393].

Националистический уклон на Украине можно рассматривать как одно из проявлений национал-коммунистической идеологии. В отличие от национал-большевизма (попытка соединить коммунизм и национализм великорусского народа и объединяющихся с ним народов СССР в новой исторической общности) под национал-коммунизмом понимается попытка соединения коммунизма и национализма нерусскими меньшинствами. В частности, такую попытку пытался предпринять упоминаемый выше М. Х. Султан-Галиев. Он уже в 1919 г. выражал сомнение в том, что всемирная классовая борьба, начатая русскими большевиками, изменит судьбы народов колониальных стран. Опасался, что развитые страны и после революции могу сохранить, в новом обличье, господство над колониальными народами. Чтобы в корне исключить такую возможность, предлагал учредить над промышленно-развитыми странами диктатуру колоний и полуколоний и заменить Третий Интернационал, в котором доминируют западные элементы, Интернационалом колониальных стран. Предлагалось также создать мусульманскую советскую республику и мусульманскую коммунистическую партию[394]. Будущая Всемирная республика и коммунистическое общество представлялись союзом самостоятельных государств, исключающих замену разнообразия народов, культур и языков безнациональным человечеством и какой-либо одной всеобщей культурой и языком.

Положив конец националистическому уклону на Украине, XVII съезд ВКП(б) переключил усилия партии на борьбу с местным национализмом как главной опасностью в национальном вопросе.

Угрозы Гитлера и закрепление поворота к патриотизму в СССР

Закреплению поворота в СССР к громадной значимости национального вопроса, к признанию великой роли отечественной истории и патриотических чувств в сплочении общества способствовали известные события в Германии. 30 января 1933 года А. Гитлер стал рейхсканцлером, а в августе следующего года, после смерти президента П. Гинденбурга, сосредоточил в своих руках всю законодательную и исполнительную власть в качестве «фюрера и рейхсканцлера». Произошло это в стране, на революционность и интернационализм пролетариата которой российские большевики возлагали особые надежды, видя в классе-собрате явного лидера в грядущем социалистическом переустройстве мира. И вот эту-то страну, с ее просвещенным населением и мощным, как казалось, рабочим классом Гитлеру удалось завоевать с помощью национальных лозунгов и знамен.

Развертывая борьбу против нацизма, профессиональные интернационалисты в СССР поначалу не верили в долговременность успеха гитлеровцев, полагая, что они вот-вот «начнут терять свою кратковременную устойчивость», поскольку национализм, «последняя твердыня отживающего капиталистического мира», в их представлении, никак не могла быть прочной. Редактор советского журнала «Революция и национальности» С. М. Диманштейн говорил в этой связи: «Правительство Гитлера так прямо себя именует: “правительство национального возрождения”, а тех, кто выступает против этого правительства, они клеймят контрреволюционерами, считая себя совершающими национальную революцию»[395]. Гитлер, однако, явно преуспевал. Сознание исходящей из этого опасности не могло не наталкивать идеологов в СССР также и на мысль о том, что национальный фактор, пожалуй, не слабее интернационального, списывать его со счетов не следует, а подавлять и не использовать – неумно.

Развитие германских событий, без сомнения, ускорило эволюцию сталинского режима в национал-большевистском направлении, все более отклонявшемся от курса на мировую революцию. 4 декабря 1933 года прозвучал доклад М. М. Литвинова на IV сессии ЦИК СССР (на следующий день опубликован в газете «Известия»), который означал отказ советского руководства от ультрареволюционной доктрины, которой оно руководствовалось со времен Гражданской войны и, согласно которой, любое обострение международной обстановки воспринималась как надежда на его перерастание в мировую революцию. Теперь нарком иностранных дел, как представитель государства – члена международной системы, выступил с требованием ко всем странам, имеющим представительства в СССР, не вмешиваться во внутренние дела страны. Такую же политику, подчеркивал он, мы проводим и будем проводить впредь в отношении других стран.

19 декабря 1933 года Политбюро ЦК ВКП(б) заявило о готовности СССР вступить в Лигу Наций и заключить в ее рамках региональное соглашение «о взаимной защите от агрессии со стороны Германии». 18 сентября 1934 года СССР был принят в эту международную организацию. Вскоре после этого Сталин начал говорить и вовсе неожиданное. К примеру, американский журналист, спросивший Сталина, правильно ли он понимает, что СССР «в какой-либо мере оставил свои планы и намерения произвести мировую революцию», получил ответ: «Таких планов и намерений у нас никогда не было»[396]. Смертные приговоры в 1936 и 1938 годах недавним руководителям Коминтерна Г. Е. Зиновьеву и Н. И. Бухарину должны были, помимо всего