Он уселся по другую сторону дерева, оперевшись спиной о ствол. Только он и разделял их. Их плечи не касались, но этого и не нужно было. Его близкое присутствие было так осязаемо… У девушки мурашки по телу побежали. А вечер как-то вдруг утратил свое очарование, исчез покой, возникла таинственность, а вместе с ней и напряженность. Синие сумерки окутали сад, на землю опускалась тьма, заливался трелью соловей, и ночь приобретала волшебный окрас. От его близости, как от бокала шампанского, по крови разбегались искрящиеся пузырьки и кружилась голова.

— Романтика! — вынес вердикт Дорош. — Что ж ты, золотая моя, вот так проводишь все вечера?

— А что плохого в этих вечерах? — спросила девушка спокойно, без вызова, как хотелось. То, как он назвал ее, откликнулось в душе чем-то приятным, нежным, почти забытым.

— Ты все время одна…

Злата тихо рассмеялась.

— Теоретически. Но мои многочисленные знакомые и Лешка считают своим долгом раз в день мне отзвониться, чтобы развлечь меня последними новостями, сплетнями и не дать умереть от скуки. Им ведь кажется, я здесь скоро волком завою от тоски и одиночества.

— Ну, плохо, значит, они тебя знают. Ты везде на свою голову приключений найдешь! — усмехнулся мужчина.

— Дробовик верни.

— Зачем?

— Мне с ним как-то спокойнее. К тому же, если папа и дядь Коля не найдут в кладовке ружья по приезде, мне придется объяснять, как оно оказалось у тебя! Или я ведь могу и на тебя все свалить! Мол, скажу, так и так, папуля, нанес мне Дорош дружеский визит и умыкнул дробовик! Родственники у меня отчаянные ребята, они хлопнут по рюмке и придут к тебе с разборками.

— Ты такая же. Только тебе и рюмка не нужна, ты сразу в бой.

— У меня просто гипертрофированное чувство справедливости.

— Не слишком ли? Ты б лучше подумала о замужестве.

— О чем? — давясь смехом, протянула девушка.

— Вот за кого в этой деревне ты замуж выйдешь?

— Ой, какие нескромные вопросы вы задаете! И с какой стати вас занимает подобный вопрос?

— Я беспокоюсь о тебе. Вот даже Лешка твой сбежал. Ты небось, ему поведала о своих планах остаться здесь навсегда? А он, небось, помаялся пару недель и дал деру. И глаза твои прекрасные его не остановили. Признавайся, так дело было?

Дорош, конечно, говорил в шутку, но за беспечностью и веселостью, пронизывающими его голос, Полянская смогла уловить ревнивые, напряженные нотки. Ага! Что ж получается? Дорошу не все равно, что у них с Лешечкой?

— Конечно, нет. Просто у Лешки работа. Он диджей на радиостанции. Он мечтал об этом, для него это много значит, куда больше, чем мои прекрасные глаза, — парировала она. — Но он вернется. Ему здесь тоже нравится.

Дорош хмыкнул.

— Что ж он так просто тебя здесь оставил?

— А что? — удивилась девушка.

— Неужели не побоялся?

— Чего?

— А вдруг тебя уведут?

Злата рассмеялась звонко, весело и заразительно. Вот уж действительно ничего глупее Дорош не смог придумать!

— Уведут? В самом деле? — переспросила она сквозь смех. — Интересно, кто? Сашка, что ли? Или Маслюк?

— А больше ничего тебе в голову не приходит?

— Прости, ничего! — отсмеявшись, сказала Полянская и закусила губу. Он, конечно, имел в виду себя, и девушка это понимала, но ей вдруг захотелось подразнить его. Разумеется, о ревности здесь речи не шло. Это была просто игра, которую раньше он вел один, а теперь зачем-то вовлек и ее.

— Ладно.

Между ними воцарилось молчание.

Злата, кусая губы, едва удерживалась от нового приступа смеха, до того ее разобрало.

— Интересно, и что ж тебя так рассмешило? — нарушил он молчание.

— Ну, я просто представила себя на мгновение рядом с Сашкой или Масько… — девушка хихикнула. — Кстати, если бы Сашка был моим парнем, он точно бы не пил. Я б его крепко в руках держала! — серьезнее сказала она и даже наглядно сжала ладонь в кулак.

— Плохо ты знаешь мужиков, Злата Юрьевна, — усмехнулся мужчина у нее за спиной.

— Может быть, но я достаточно хорошо знаю себя!

— Именно поэтому ты никогда бы с Сашкой и не была! А что, больше ты ни с кем себя представить не можешь?

— Ну… — протянула девушка капризно. — Если ты имеешь в виду себя…

— А что, если и имею? — в тон ей откликнулся мужчина.

— Ты ж сам говорил, я тебе не нравлюсь! Так что тебя я как-то даже в расчет не беру!

Дорош рассмеялся, правда, как-то не очень искренне.

— Значит, ты снова в деревне, — уже серьезно поинтересовалась Полянская, которой вдруг надоело изображать из себя смешливую кокетку. Не следует заходить слишком далеко. Дразнить его было опасно.

— Да.

— Надолго?

— А что?

— Ничего. Просто если ты здесь, значит, следует ожидать новых попоек и дебошей.

— Ага! Можно подумать, все это время Маслюки и Сашка с Маринкой вели исключительно трезвый образ жизни? Ты давно видела свою подружку?

Злата лишь пожала плечами. Конечно, они виделись с Маринкой. Пару раз вечером, после того как она укладывала спать и Машку, и Сашку, девушка выходила на улицу, и они гуляли. Один раз девушка приходила одолжить у Златы денег. А всего пару дней назад Полянская ездила в город, чтобы пополнить запасы еды в холодильнике, постирать постельное белье в стиральной машинке в родительской квартире, отлежаться в ванной, зайти в отдел образования. Тогда она и Маняше прикупила кашек разных, фруктов и зашла к подруге, у которой были дети, попросив собрать кое-чего из детской одежды. Тогда же, несколько дней назад, она и отнесла все это Маринке, и после этого они больше не виделись.

— Я сегодня заходил к ним. Оба лыка не вяжут, а Максимовна на карачках по огороду ползает в грядках. Ребенок мокрый, грязный в тряпках копошится и палец сосет, — безжалостно отрезал мужчина.

Злата сжала губы. Неужто Маринка с Сашкой все пропили? Нет, ну ладно Сашка, с ним-то как раз все ясно, но Маринка??

— Поздно уже, мне пора домой! — сказала она и легко поднялась на ноги.

Ночь, напоенная ароматом цветущих садов, утратила свое волшебное таинство, разбившись о реальность. Дорош тоже поднялся и молча пошел за ней.

— Перестань о них думать. Пусть живут, как знают.

Злата ничего не сказала в ответ.

— Злата, послушай…

— Верни, пожалуйста, мой дробовик! — перебила она его.

— Стоп! — резко бросил мужчина.

Остановившись, он перегородил ей дорогу, выставив перед собой руки Злате пришлось остановиться.

— Послушай, золотая моя, и постарайся понять. Ты девочка городская, тепличная, лелеемая родителями и бабушками. Школа, университет и это искаженное видение реальности —