болельщиков своего Дома. Хотя Ал и Скорп не возражали. Еще Адам кропотливо объяснял, что в четверти финала будут участвовать по четыре игрока от каждого Дома, а когда их останется по два, то провозгласят промежуточных победителей и назначат следующий турнир. На полуфинале должны будут остаться только по одному игроку от каждого Дома. И уже после этого начнется самое интересное, когда игроки из Домов начнут покидать турнир и останется сильнейший. Но это наступит не скоро, к концу учебного года. А еще там шли какие-то баллы, которые не всегда зависели от победы, но также от ходов и количества оставшихся после игр фигур. Велась какая-то таблица, про которую Фоули решил даже не толковать. В принципе, слушала и кивала ему только Клементина, широко улыбаясь. Петуния вообще впервые видела ее такой счастливой.

— О, вот и совы, — посмотрев вверх, сказала Тина, чем вернула подругу из воспоминаний.

Потолок, точно повторяющий состояние неба над замком, перестал завораживать Петунию еще в сентябре, когда она пыталась перекусить остатками ужина в жуткую грозу. Она старалась не показать, как следит за каждой птицей, пролетающей мимо их стола, чтобы не раззадоривать сидящих диагонально от них Харта и Флэтворфи, которые сейчас, слава богу, увлеченно общались с Жюли Триаль. Неожиданно из-за спины появилась огромная сипуха, уронившая возле тарелки Петунии картонную коробку.

— Это тебе, наверное, — сказала девочка подруге, — я жду всего лишь письмо.

— Может быть, — Тина протянула руки к коробке, но бдительная птица ущипнула ее за палец, — или все-таки нет. Открывай.

— Странно.

— Может, там письма за все прошедшие месяцы?

На удивление, так и было. В коробке, аккуратно обвязанные толстой ниткой, лежали все письма, которые Петуния отсылала домой и которые не дошли до адресата. Маленьких записочек, что она вкладывала в конверты Альбуса, тут не было. Наконец, под этой связкой она нашарила еще два письма. Одно было пергаментным, а второе вполне обычным, в стандартном белом прямоугольном конверте. Поняв, что оно точно от родителей, Петуния начала с него.

Аккуратно надорвав конверт, Питти увидела простую тетрадную бумагу. Она узнала почерк мамы.

Смахнув предательские слезы, Петуния достала из конверта второе письмо. Оно было от тети Джинни.

"Да не хочу я сову!" — возмутилась Петуния. Она заглянула в коробку и помимо стопки галеонов и шоколадных лягушек увидела еще вязаное пушистое чудо. Она вытащила предмет и развернула на коленях. Это были кричаще-желтый свитер с черными полосками и полдюжины черно-желтых носков из той же пряжи.

Тина издала пораженное "Ах!", и, судя по интонации, поражена она была приятно.

— Почему если я в Хаффлпаффе, то обязана быть похожей на шмеля?! — трясясь от негодования, спросила Петуния.

— Ты глянь, какая красота! — будто не слыша ее, сказала подруга и подхватила свитер. — И не на шмеля, а на пчелу — символ трудолюбия. Просто прелесть. Ты обязана это примерить!

— Попозже, — глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, ответила Питти. Но так как ее любимая кофта порвалась при полете с лестницы (причем при первом, в замке, который произошел среди слизеринцев), она понимала, что другого выбора в плане теплой одежды у нее пока нет.

— Ой, а носки какие красивые.

— О да, нет слов. — Петуния заглянула в коробку, на ее дне лежал кусочек пергамента и небольшой сверток. В нем оказались исправляющие перья и волшебная промокательная бумага, которую не надо обновлять. — Кстати, держи, — девочка протянула ей пару перьев.

От родителей была целая упаковка малиновых леденцов и шоколадных конфет.

— Я дала тебе перо безвозмездно, могла бы и не возвращать. А вот одну пару носков я бы у тебя выпросила. — Тина улыбнулась. — Моя мама в жизни бы не разрешила мне надеть что-то настолько вопиюще яркое!

— Тогда бери. Я за любой бунт.

— До твоего бунтарства мне еще далеко.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Петуния, и вдруг ее осенила прекрасная мысль. — Слушай, а ты не против приехать ко мне в гости летом? Не сразу в июне, но может, в июле. На пару недель…

— Конечно! — Тина приобняла ее. — И ты ко мне, ладно? Нужно только с мамой все обсудить.

— Да, и мне.

— Что за бумажка?

— Это… — Петуния глянула на свою руку, куда указывала Клементина. — Какая-то записка. — Но продолжить разговор не получилось: она увидела, как к столу Слизерина подходят Альбус со Скорпиусом. — Мне надо отойти. Присмотришь за этим всем?

Она обошла столы и побежала к кузену, даже не заметив, что держит в кулаке листок, который не успела прочитать.

— Привет, — поздоровалась она с мальчиками, и те удивленно ответили ей тем же. — Ал, ты уже получал почту?

— Нет, но и не должен. Мама присылала сову вчера.

— Она написала мне что-то о том, чтобы ты напомнил Джеймсу о письмах. Сказала, ты поймешь.

— И тебя втянула, да?

— А в чем дело? — спросила Петуния, видя по большим серым глазам Скорпиуса, что ему тоже интересно.

— В том, что ее старший сын — идиот и выпендрежник. — Увидев непонимание на лицах собеседников, Ал пояснил: — Видимо, кто-то из его старших дружков сказал, что часто домой пишут только маменькины сынки, и он уже месяц не отправлял даже весточки ни маме, ни папе. Мама писала мне и просила Розу даже, чтобы мы его уговорили. Лично я не собираюсь этого делать. Пусть она увидит, какой он на самом деле.

— Оу…

Больше Петуния не нашлась что ответить, она никогда не попадала в такие ситуации.

Мимо них вальяжно проплыли Толстый Монах и Кровавый Барон — призраки их факультетов. Петуния до сих пор ежилась от их присутствия, хотя должна была признать, что Толстый монах намного лучше, чем Почти Безголовый Ник — призрак Гриффиндора. У Монаха хоть ничего ниоткуда не отваливалось.

— Проткнуть мечом такого братца! — прокомментировал Кровавый Барон услышанное от Альбуса. Троица не стала уточнять, что его мнения не спрашивали.

— Ну что вы, друг? — встрепенулся Монах, потрясая эфемерными телесами. — Любой достоин прощения.

— Но не сыны недостойные! — И оба поплыли дальше, исчезнув в конце концов за стеной.

— В принципе, я с ним согласен. — Ал усмехнулся.

— Берегись, Мопс идет, — предупредил Скорпиус, и Петуния повернулась посмотреть, о ком он. В дверях Большого Зала появилась Пэнси Гонт. К счастью, она благополучно уселась на другой стороне стола и довольно далеко от них. Питти не знала, что ее так называют, но не могла не отметить, что прозвище ей идет. Сходство портили только завитые и густо