не сделали попыток спастись, нырнув на большую глубину. Почему они вели себя так нерационально? Исследователи не разглядели ни на одном из китов мозолистых утолщений, характерных для взрослых самок, а значит, вероятно, высказывают они догадку, это была «группа подросших, но неполовозрелых особей». Тогда можно предположить, что решающую роль в ее судьбе сыграло отсутствие в ней взрослой, умудренной опытом особи, которая показала бы молодым, как в культуре кашалотов принято эффективно реагировать на нападение.

Когда кашалоты бросаются навстречу опасности, чувствуют ли они, что поступают правильно? По крайней мере, ясно одно: кашалоты знают не только, что их безопасность – в их численности, но и что большая численность означает безопасность для всех.

И отсюда следует вопрос: способны ли они понять, что при постоянной угрозе им выгоднее все время держаться большими группами? Похоже, что да, и скоро мы в этом убедимся. За те два столетия, в течение которых человек сперва начал, потом планомерно наращивал, а в последнее время почти свел на нет китовый промысел, кашалоты сначала жили небольшими группами, затем стали путешествовать многочисленными стадами, а теперь снова проявляют склонность делиться на мелкие группки. В последние годы во всех океанах размер таких групп варьирует от трех до примерно двух с половиной десятков особей, составляя в среднем около дюжины[80].

Однако в отчете Рейнольдса об уничтожении Моча Дика в 1810 году китобои столкнулись с таким большим стадом, что вначале они заметили его по «струям из сотен дыхал». Герман Мелвилл, оставивший нам как очевидец и участник самые выразительные и эмоциональные хроники китовой охоты времен парусных китобойных судов, был убежден, что осаждаемые промысловиками остатки разрозненных китовых стад видели свое спасение в объединении в большие, устойчивые скопления. Мелвилл так исподволь подготавливает нас к последующей напряженной сцене китовой бойни:

Но здесь необходимо заметить, что из-за неустанного уничтожения, какому подвергают в последнее время люди кашалотов по всем четырем океанам, эти животные, вместо того чтобы плавать, как было встарь, разрозненными небольшими группами, чаще всего встречаются теперь обширными стадами, насчитывающими подчас столь огромное число голов, что кажется, будто это целые нации заключили торжественное соглашение и пакт о взаимной защите и поддержке. … Иной раз даже в промысловых районах плывешь несколько недель, а то и месяцев подряд и не встретишь ни одного фонтана; а потом вдруг тебе откроется салют из тысяч и тысяч бьющих струй[81].

Так подготовившись, мы подходим к сцене, когда несколько вельботов начали атаку с наружного края большого китового стада, и киты на том крае остановились, чтобы перестроиться в многочисленные оборонные порядки. А тем временем Мелвилл, находясь в тихом сердце надвигающейся бури, с великим сочувствием описывает нам невинность кашалотов, еще не чующих беды:

…Мы, скользя, прошли между двумя китами прямо в самый центр стаи, точно по горному потоку спустились в спокойное длинное озеро. Отсюда бури, бушующие в узких теснинах между китами на краю стада, были только слышны, но уже не чувствовались. Море здесь представляло собою как бы шелковистый атласный лоскут; это было «масло» – гладкий участок морской поверхности, образованный нежной жидкостью, которую выпускают в воду киты в минуты безмятежного покоя. Да, да, мы оказались среди той самой волшебной тишины, какая таится, как говорят, в сердце всякой бури. А из отдаления, с внешних концентрических кругов, к нам еще доносился оглушительный грохот и видно было, как киты небольшими стаями по 8–10 голов проносились по кругу, точно цирковые лошади по арене; они мчались бок о бок, так тесно прижавшись один к другому, что, казалось, какой-нибудь великан наездник мог бы без труда прокатиться на них, поставив ноги на спины двум животным… А пока мы держались у середины озера, и к нам подплывали время от времени лишь сравнительно мелкие и смирные матки да телята – женщины и дети в обозе этого раскинувшегося войска. ‹…›

…Быть может, по своей молодости и неискушенности, будучи неопытны и невинны во всех отношениях, эти маленькие киты – оставлявшие по временам окраины озера, чтобы навестить нашу неподвижную лодку, – именно поэтому обнаруживали удивительное бесстрашие и спокойствие… их поведению нельзя было не удивляться. Словно дворовые собаки, обнюхивали они нас, подходя чуть не к самому борту и задевая лодку боками; казалось, будто какие-то чары приручили их. Квикег гладил их по головке, Старбек почесывал им острогой спины, но, опасаясь последствий, не решался покамест вонзить ее.

А в глубине под этим безмятежным миром нашим глазам, когда мы заглядывали за борт, открывался иной мир, еще более странный и удивительный. Там, повиснув под текучими сводами, плавали кормящие матери-китихи… и подобно тому как человеческий младенец, сосущий материнскую грудь, глядит спокойным, ровным взглядом куда-то в сторону… так и те юные китята, казалось, глядели в нашу сторону, но не видели нас, словно их новорожденному взору мы представлялись лишь пучками бурых водорослей. Да и матери тоже спокойно разглядывали нас, повернувшись на бок. ‹…›

Покуда мы так стояли, точно завороженные, на одном месте, по некоторым признакам в отдалении было заметно, что остальные вельботы, сея смятение… вели бой[82].

Отчасти эта великолепно переданная картина повторяет сказанное ранее Билом в его «Естественной истории кашалота»: «Они лежат в матке, изогнувшись дугой… Молоко, отведанное господами Дженнером и Ладлоу, хирургами в Садбери, отличалось отменным вкусом и походило на коровье молоко, к которому щедро добавили сливок»[83]. У Мелвилла же это звучит так: «неродившийся кит лежит… как натянутый монгольский лук» и «молоко у кита очень сладкое и густое, оно неоднократно отведывалось человеком, очень неплохо идет с клубникой»[84].

Далее Мелвилл сообщает нам, что с полвека назад, в конце XVIII века, когда кашалоты жили еще небольшими группами (примерно так, как они живут в наши дни), они встречались чаще, а потому и походы китобоев были короче и выгоднее. Бил же описывает нам невообразимо огромные стада кашалотов, виденные им в 1830-х. «Я встречал стада, – поверяет он нам, – голов в пятьсот или шестьсот. И всегда при них были от одного до трех крупных "быков"»[85]. Мелвилл твердо верил, что кашалоты отвечали на все возрастающее давление, перестраивая свой социальный уклад, наращивая силу коллективной реакции на смертельную опасность.

В прошлые года (скажем, во второй половине минувшего столетия) эти левиафаны – небольшими стаями – встречались гораздо чаще, чем теперь… Дело в том, что, как выше уже было замечено, киты из соображений безопасности стали плавать теперь по морям обширными караванами… объединились в