Среди синтезаторов и сцен бунта по нескольким прослушиваемым субъектам наносили ритмичные удары, и каждый передавался из рейвовых стэков. В миле отсюда штукатурные утки отвалились со стен дома, когда сквозь ранние часы разнеслось эхо ритмичных ударов по черепу. Регулярная последовательность побоев сделала петли излишними. Ритм трёх разных избиений смешивался и переплетался, как в многоканальном магнитофоне, случайный хруст костей добавлял акценты. Вместо того чтобы бдительно смотреть в другую сторону, старшие офицеры бросились в свалку. Кровь, тёмная, как разлитая нефть, отсвечивала пожарно-красным во вспышках факелов. Выстрелы раздавались вслед за вскриками. Стёкла машин покрывались паутинными трещинами, плыл дым, и громкость нарастала, а тени фигур стали бессмысленными пятнами хаотичных движений.

Холодное солнце вставало над призраком хороших времен. Редкие выжившие ошеломленно бродили вокруг. Продираясь сквозь рассвет чаплинской серости, я желал, чтобы Доггер был жив или хотя бы неправ. Но он был ни тем, ни другим, и его путь на небеса стал засовом на любом объективном отражении. Насколько я понимал, когда-то на земле жили гиганты, а теперь осталась только пластмасса. Правда зачахла на лозе, когда рейд объявили победой здравого смысла. Четыре смерти, исключая Доггера, который не считается, потому что был старым, и ещё двенадцать не считаются, потому что не были копами. До всех довели, что повторяющийся ритм ударов по живому черепу при исполнении полицейским долга законен, а вот акустическое усиление этого звука — нет. Организаторы рейва, которые сняли землю, решили поберечь деньги и в следующий раз вломиться просто так.

Мне пришлось приглядывать за Огнём. Этот подопечный смотрел на меня в ожидании чего-то, о чём я так и не догадался. Наконец он решил, что я не Доггер, и ушёл прочь. Моему поколению не хватает какого-то очень важного элемента — я надеялся только на то, что в итоге мы стали непредсказуемыми.

Власти приняли меры в надежде, что чудо предотвратит симметричную реакцию, но чуда не произошло. Кара молодёжи стала стремительной и жестокой, хотя и грустной, несмотря на возраст. Доггер называл нас тусклым синяком, набиваемым снова и снова. На сонное поколение сцена рейва подействовала как гигантский будильник. И он никогда не слушал мои слова о том, что усталость вполне понятна, если подумать, что за детьми смотрят те, кто делает те же ошибки и удивляется тому же результату снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова.

В точке столкновения тёмных и социальных наук лежит контрадинамика. Эта система открывает по человеческим существам огонь противоречивых приказов, рекомендаций, законов и религиозных эдиктов; все с абсолютной властью тянут в разные стороны, пока объект не начинает крутиться, как юла. Делают даже генераторы, в основе которых лежит вращающаяся жертва, окружённая противоположными указаниями. Эти моторы, похоже, обходят законы физики, поскольку объект выдаёт куда больше энергии, чем к нему прикладывают руководители.

Многие предпочитают детский труд из-за энергетической податливости детей — они выдерживают больше циклов наставлений, прежде чем отрубиться или упрямо, хотя и беспокойно, застыть в одном положении. Говорили, один деятель раскрутил подростка так сильно, что нашёл пустоту внутри Земли. Контрадинамику завуалировали, дали ей кодовое имя «Обегание» и говорят о ней исключительно страшным шёпотом.

Но нашлись и специалисты по манипуляциям, которые для собственных целей упёрли технологию контра в форме чакральной пытки. Слорк Маккейн любил кручёный разрыв бесконечных противоречий и сознательно усугублял его, выходя на люди с итальянцем. Но основную дилемму он заработал в Кулаке Иронии.

— Леди Мисс, — сказал он однажды, — у меня есть новый диск для Комнаты.

— Этот? — сказала В, помахивая диском размером с игровую фишку. Он содержал изначальную парадигму, познаваемый хаос углов. Иногда одна политическая речь так набита логическими конфликтами, что может разорвать человека. У Слорка были диски, подписанные «Шелл-Вива», «Ад или Ад», «Огони» «Психо-блаер», «Интервенция Солёной Раны», «Састд» и «Фойя». Люди контра дают друг другу рекомендации, как джанки.

— Что это?

— То да сё.

— Прекрасно, — сказала Леди Мисс, раскуривая амортизатор. Они сидели в её офисе и говорили о сцене.

— Фетиш, Слорк, он не тупой, он специфический и личный. Он полезен. Помнишь, мы как-то говорили о доверии?

— И оказанных услугах.

— В безопасности, Слорк. Перетягивание каната — не только экстремальный спорт. У нас тут есть парень, он ходит, чтобы поиграть как матадор со свиньёй.

— Убивает свиней?

— Нет, в конце он их «прощает». Я его не понимаю, но он исправно платит.

— Ну, я не знаю даже, что сказать, разве я не прав? Это хорошая сильная штука, взятая из жизни. Я могу испытать её здесь или снаружи посреди города — просто выйду на улицу и лягу на чёртову дыбу.

— Многие вещи истинны, Слорк. Выбирай любую и убедись, что это не яд.

— Как насчёт других материалов?

— Говорю тебе, помести каплю этих твоих идей на кончик стрелы — и боровы насторожатся.

— Ты — умная, ты знаешь? Скажу тебе о зависти, которую я испытываю к тебе и Лёгкому.

— Что там за зависть.

— Похоже. Фиг знает. На яд.

— Говоришь, что я умная. Осторожнее с желаниями, Слорк. Власть даёт каждому то, что он хочет.

И она убила сигарету.

В Комнате Перетягивания Каната смонтировали гидравлическую дыбу, подцепленную к базе данных. Активируемые данными вороты растягивали цепи, закреплённые на ногах, руках и голове клиента, распятого на кресте Да Винчи. За стеклом в микшерной Леди Мисс В вогнала диск и нажала ввод. Как-то они использовали слово прекращения — «милосердие» — но на него наложили вето во имя реализма. Лишь показной здравый смысл готов завершить пытку. Слорк лежал на плите, видения сахара в крови танцевали в его голове. Вокруг него верещали указания, как аппарат для пинбола. Солнечные пятна расцвели по ту сторону его глаз. Заграждения установок взрывались вокруг него. Машина выстреливала одно иссушающее предупреждение за другим, рука, держащая кнут, выписывала страдание на его теле. Ужасы выражались как приглашения. Холодные крючья подпирали его плоть, цепи натянуты, суставы хлопают. Новая бомбардировка предрассудками, и добрые намерения лихорадочно пронеслись по его чувствам, размечая его отрицаниями. Леди В стояла у звонкого высокочастотного стекла. Розовая кровь клубилась над дыбой, голова Слорка кивала с феноменальной скоростью. Он начал разрываться посередине, как королевская креветка.

Руки Леди В в панике вцепились в пульт, а крик застрял в горле. Слорк распахнулся, чистый позвоночник и красные капли, разлетающиеся с рёбер, как рой пчёл. Потоки крови бушевали на стенах и приборах — наблюдательское окно залило бордовым.

Позже, слегка придя в себя, Леди Мисс В возвратилась, в микшерную, пока персонал очищал помещение. Она вытащила диск, посмотрела на него, зная, что метки нет.