– Теперь, конечно, Наталья, о сборной можно забыть, – сказал ей позже сотрудник районного отделения милиции, оформляя протокол.

Он ждал ее два года, пока она отбывала срок в колонии, и нашел в другом городе. Женился на ней, и они вернулись домой вместе, чтобы еще через полгода понять, что ничего не получится. Она извела себя угрызениями совести, но с сердцем не поспоришь.

Расстались печально, но по-хорошему. Каждый Новый год он дарил ей настоящий оренбургский платок, а она ему – итальянские кожаные перчатки. Потом они выпивали бутылку шампанского на двоих и до трех часов ночи гуляли по набережной реки, любуясь тем, как на той стороне дачники запускали праздничные фейерверки.

И всегда Наташа, возвращаясь с набережной, вспоминала, как праздновала Новый год в карцере колонии, посаженная туда за конфликт с рыжей «мокрушницей» Ларисой. Разумеется, сама Лариса «праздновала» в областной реанимации, но это лишь усугубляло отчаянную тоску Наташи. Она понимала – жизнь ее вывернула так, что для всех она стала бедой.

Неожиданно дверь карцера распахнулась и в проеме появилась старшая надзирательница, могучая женщина по прозвищу Мясорубка.

– Пошли! – приказала она девушке.

Та безропотно подчинилась, и они зашагали зелеными коридорами в новый корпус, где располагался кабинет начальника колонии. Именно в него Мясорубка и привела Наташу.

Помимо начальника колонии полковника Гнеушева, в кабинете за накрытым столом сидела пожилая воровка «в законе» Далида Руслановна, замполит Яцкин и начальник медицинской службы капитан Поплавский.

– Садись, дочка, – показал на свободный стул полковник.

– Если вы меня попробуете изнасиловать, я вас всех поубиваю, – решительно предупредила девушка.

– Мы знаем, – улыбнулся Гнеушев, наливая ей в бокал шампанского. – Хорошая ты девка. Мало таких. Угощайся.

Наташа робко села, Мясорубка опустилась на свободный стул рядом.

– Ну что, товарищи?! – подняла свой бокал Далида Руслановна. – С Новым годом! С Новым счастьем!

Все охотно присоединились к ее тосту, звонко чокнулись бокалами и трижды прокричали «ура». Потом начальник медицинской службы приложил обе руки к груди и страстно обратился к Мясорубке:

– Умоляю, Милочка!

Мясорубка смущенно потупила взор и зацвела щеками.

– Людмила Павловна, не рушьте традицию! Шестнадцатый год так празднуем! – поддержал просьбу медика замполит.

– Семнадцатый, – поправила его Далида Руслановна, – через год, как я села, начали. Еще Глаша Пуговка была жива.

Надзирательница отложила в сторону салфетку, с большим наслаждением употребила рюмку водки, потом встала и глубоким, бархатным меццо-сопрано запела: «Издалека долго течет река Волга…»

Наташа не могла забыть, какое бесконечное счастье захлестнуло ее душу в тот момент от осознания факта, что, как бы там ни было, но нет ничего прекраснее мира, в котором она живет. Тогда она впервые допустила существование Бога…

– В сборную, барсук?! – бессвязно повторил за ней физик.

Потом вскочил со стула, двумя ладонями закрывая рот, сдержать хохота так и не смог. Смеялся физик до слез, сгибаясь в поясе до пола, время от времени ударяя себя кулаком по ноге.

Наташа беспомощно наблюдала за происходящим.

Петру Николаевичу стало явно нехорошо – он закатил глаза, побагровел лицом и рухнул без чувств на пол.

– Ой! – только и смогла произнести гостья, опешив.

И тут же выбежала из дома, спеша к дому старосты.

– Йонас Хенрикасович! – крикнула она в окно. – У Петра Николаевича удар!

* * *

Добрый литовец пытался аккуратно извлечь из влажной марли тяжелый круг свежего сыра. От неожиданности сыр выскользнул у него из рук, рухнул на пол и развалился на части.

– Эхмале кукарамас! – огорчительно крякнул Йонас Хенрикасович, но незамедлительно отозвался на зов помощи и бросился к телефону.

– Рамиль Азымович – это вы?! – воззвал он к кому-то на другом конце провода. – Быстро выезжайте по моему адресу! Мой сосед очень плохо себя чувствует! Точнее не могу сказать. А как же?!! Бери обязательно. Нет, всех не надо, одного будет достаточно.

Церковного старосту и доктора еще со времен службы в Ракетных войсках стратегического назначения связывала крепкая дружба. Юные Йонас и Рамиль поочередно теряли и находили штык. Один за потерю ехал на гауптвахту, другой за находку – в отпуск. И наоборот. Хорошо еще, что в Особом отделе на это не обратили внимание. Хотя….

После армии Йонаса сразу пригласили учиться в Службу Внешней разведки, а Рамиль поступил в медицинский институт, откуда вышел хирургом с репутацией виртуоза. Тому причиной были интуитивное понимание причин недуга и врожденный талант обращения с режущими предметами, унаследованный им от своего деда – липецкого мясника.

Через одиннадцать лет после выпуска Рамилю Азымовичу довелось сделать сложнейшую операцию Йонасу Хенрикасовичу, получившему от главы русской мафии во Франции четыре пули сорок пятого калибра из инкрустированного перламутром «Браунинга».

Глава русской мафии имела пятый размер груди и вечно улыбчивое лицо, густо усеянное веснушками. Меньше всего на свете Йонасу Хенрикасовичу в тот прохладный полдень хотелось следить за ее руками.

Зачарованный разведчик, сложив губы трубочкой, продолжал сомнамбулически двигаться ей навстречу, пока четвертая пуля не прорвала ткань смокинга на его груди. Последнее, что истекающий кровью литовец успел передать прибывшим на место преступления оперативникам, так это просьбу найти старого друга и однополчанина.

Ранение позволило Йонасу Хенрикасовичу получить отпуск на год и для вида устроиться старостой в православном приходе на побережье Коста-Рики к отцу Адаму, поляку от рождения. Вскоре его супруга – матушка Ева, тоже полячка, познакомила уже тридцатилетнего литовца со своей подругой Полиной. Тот тут же без памяти влюбился в черноокую красавицу, а отец Адам, как это у поляков водится, их немедленно обвенчал.

Полине только исполнилось восемнадцать, и до замужества жила она с папой – бывшим губернатором одной из крупных губерний в центральной России. Папа не стал тянуть с предложениями, купил молодым уютный домик в родном городе и, воспользовавшись старыми связями, помог Йонасу выйти в отставку нетрадиционным для его рода деятельности способом, без изуверских умерщвлений.

Йонас был так благодарен за последнее, что легко смирился с первым и навсегда поселился в купленном доме, где Полина стала его радостью и утешением.

Отец Адам сразу после отъезда молодых на родину созвонился со своим другом, епископом в России, и договорился, что тот присмотрит Йонасу место старосты в каком-нибудь «нешумном» приходе.

Судьба Рамиля складывалась не так гладко – после упомянутой операции Министерство обороны пригласило его возглавить военный госпиталь в одной дружественной арабской стране, которую уже несколько лет терзали внутренние войны. Доверие родины было столь высоко, что патриотичный татарин даже не усомнился – это был его шанс спасти человечество. Одному Богу известно, сколько действительно жизней спас Рамиль. Он оперировал в госпитале, оперировал в полевых условиях, оперировал днем и ночью, шесть лет не вспоминая про отпуск. В начале седьмого года госпиталь Рамиля Азымовича подвергся террористической атаке. Как руководитель, он лично возглавил оборону учреждения и перерезал скальпелем горло командиру захватчиков. Уничтожив главаря, хирург воспользовался его пистолетом и застрелил еще двух пособников. Затем, войдя во вкус, Рамиль Азымович вооружил медсестер и с ними освободил весь госпиталь, а затем выдавил ураганным огнем врага в город и гнал еще целый квартал, пока не подоспели наши военные.