Егор застыл в замешательстве.

– Что молчишь, Егорушка? Я и сам знаю, что подросли, сам все знаю. А это значит что? А это значит, что пришла пора тебе покушать. – Василич говорил таким тоном, будто нянчится с ребенком. – Бросай все, Егорушка, и давай дуй ко мне – ням-ням делать будем.

На этом разговор был окончен, и хоть Егор догадывался, что встреча с Василичем ничего хорошего не принесет, он был вынужден поддаться безысходности ситуации.

Когда Егор на такси добрался до двухэтажного домика из красного кирпича (Василич как-то приглашал Егора к себе на семейный обед, поэтому Егор знал, куда ехать), уже у ворот его встретил начальник, который сел в машину и тут же назвал таксисту новый адрес.

Василич был в отличном расположении духа – он активно болтал с таксистом, травил пошловатые анекдоты, Егор же всю дорогу молча смотрел в окно. Он думал: «А что будет, если ему плюнуть на все, попросить таксиста остановить машину и выйти? Куда? Не важно, просто выйти, разорвать сковывающие оковы, плюнуть на все и уйти в никуда. Кредитка с собой – в банкомате обналичить все, словить попутку и уехать из страны, а еще лучше исчезнуть из этого мира…»

Тем временем машина остановилась у какой-то недостроенной многоэтажки. Таксист решил, что заплутал, сбился с пути, достал карту и начал ее изучать, но Василич, поблагодарив, приказал Егору расплатиться и вышел. Егор заплатил по счетчику и пошел догонять Василича, который приближался к воротам стройплощадки.

В отличие от Егора, который был в костюме под пальто, на Василиче был одет потрепанный пуховик, плотного покроя синие джинсы, армейские ботинки. Его голову покрывала старенькая шапка-ушанка. Василич махнул сидевшему на проходной старичку-сторожу, приоткрыл калитку и протиснулся на огороженную территорию. Егор прошел следом, и Василич жестом показал, чтобы тот закрыл за собой ворота.

– Что это за здание? Что здесь будет, когда закончится строительство? – интересовался Егор, аккуратно перешагивая следом за Василичем через связку арматуры.

Василич дернул головой, словно только вспомнил, что рядом с ним кто-то идет.

– Что за здание, говоришь? – сказал он задумчиво. – Административное какое-нибудь, наверное. Честно говоря, я не знаю, Егорушка, но если тебе очень интересно, напомни мне потом, я обязательно уточню, договорились? А пока обожди малость – я вспомнить пытаюсь, пытаюсь вспомнить… – Василич завертел у себя перед носом указательным пальцем, словно хотел на нем разглядеть какую-то подсказку.

Егор, пользуясь замешательством Василича, поднял голову, чтобы лучше рассмотреть недостроенное строение. Три подъезда, фасадные стены еще не облицованы – голый бетон. У каждого подъезда свое количество этажей: у первого семь, у второго шесть, у третьего пять. Видимо, здание строится лесенкой…

– Ага! Кажется, все в порядке! – радостно воскликнул Василич и рукой махнул Егору, мол, пошли.

Они зашли в средний подъезд (тот, в котором шесть этажей). По лестнице, на которой пока еще не было перил, поднялись на четвертый этаж, свернули по коридору налево и остановились у единственной двери – у входов в остальные помещения пока были только голые проемы.

– Вот же она! – обрадовался Василич, нажал на дверную ручку и пригласил Егора. – Около года здесь не был, а голова все помнит!

– Около года? – удивился Егор. – Это сколько же здание уже строят?

– Да кому это надо, Егорушка, кому это надо? Зато ты посмотри, какой нам полигон выделили для охоты! – как всегда восторженно сказал Василич.

От слов про охоту Егору стало не по себе, но страха не было – он уже догадывался, зачем они здесь. Легкое возбуждение пробежало по телу.

В помещении – голые стены, столик на тоненьких металлических ножках у оконного проема и три пластмассовых стула – все. Егор стал очищать от мела плечо, видимо, где-то обтер стену, Василич подошел к столику, откуда-то из рукава выудил бутылку водки и стакан – налил и выпил, вновь налил и протянул Егору:

– Давай, Егорушка, для согрева.

Хоть Егору и не хотелось, он выпил залпом, надеясь, что тем самым успокоит разыгравшиеся нервы. Водка была хорошей, мягкой, теплом разошлась по организму.

– Что мы здесь делать будем? – спросил Егор, возвращая стакан.

– Пока ждать будем. Выпьем вот с тобой, Егорушка. – Василич сел на один из стульев и вытянул ноги. – А то, сколько уже с тобой вместе работаем, столько пережили, – он подмигнул, – а водки так еще и не выпили. Непорядок, Егорушка, непорядок.

– Я предпочитаю немного другое времяпрепровождение. – Егор подвинул стул поближе к столу и тоже сел. – И долго мы ждать будем?

– До вечера точно будем, а может, и до самой поздней ночи все затянется. Спешить нам с тобой некуда, Егорушка, глядишь – пузырь распить и успеем. – Василич улыбнулся и потянулся за бутылкой.

«А может, вот оно? Тот самый случай, который выпадает раз в жизни? Сейчас схватить бутылку, разбить ему об голову… А потом? А потом вбить твари осиновый кол в сердце! Кол? Да, кол – это же стройка – наверняка, в каком углу есть завалявшаяся лопата… Интересно, черенок у лопаты осиновый? Никогда не думал об этом».

Тем временем Василич снова выпил и опять налил Егору.

– Что-то ты хмурый, Егорушка. Мысли в голове, небось, дурные? Ты это брось, я добра тебе желаю – ты же мне как младший брат, которого у меня никогда не было. Ты мне как брат, а сам про черенки от лопат думаешь. Нехорошо это, Егорушка, ой нехорошо так к своему старшему брату. Кол осиновый… Прицепился ты к вампирам своим!.. Ну а вдруг черенок березовым окажется? Что тогда? Да и вообще – сможешь ты отличить березу от осины?

Егор испуганно смотрел на Василича и молчал. Значит, он еще и мысли читать может?!

– Молчишь? Эх ты, Егорушка… Выпей лучше и не думай ерунду всякую.

Егор выпил, вернул стакан. В глаза Василичу он старался не смотреть.

– И почему ты думаешь, что с тобой что-то плохое происходит? Ты меняешься – это факт, но разве в худшую сторону? Против своей природы не пойдешь, Егорушка! Добро, зло – человек-то ты разумный, неужели во всякую ерунду веришь?

– Добро со злом здесь ни при чем. – Егор все же посмотрел на Василича.

– Ну а что тогда «при чем»? – как-то устало спросил Василич.

– То, что я меняюсь.

– Меняешься, Егорушка, меняешься. Но разве тебе от этого плохо? Или, быть может, тебе второй ряд зубов мешает? Лучше скажи, что уж такого с тобой произошло? Покусал я тебя больно – ну что же, может быть. Так ведь когда ты на свет родился, ты тоже, небось, орал, больно тебе было, перемен не хотел, в утробе-то уютней – что скажешь? А тут вот как оказалось, не родился бы, сколько всего упустил бы – представить даже страшно. Добро?.. Зло?..

Скажешь тоже. Или вот – когда помирать будешь, думаешь, тебе больно не будет? То-то же. Да и перемены тогда куда покруче будут… – Василич усмехнулся. – Но надо быть полным дураком, чтобы смерти избегать. Ты только попробуй представить вечную жизнь без права на гибель. Это же кошмар, ад сущий будет. Потеря всего, теплое мерзкое болото. Нет, перемены – это хорошо, Егорушка, однозначно хорошо. Ну а если ты о том маешься, что тебе убивать придется, – ты ведь понимаешь, что совсем скоро придется? То это ты тоже понапрасну… Ты к себе прислушайся – чего тебе, человеческую жизнь страшно отнять или же просто последствий боишься, наказания? Подумай, Егорушка, хорошо подумай. А последствий, я тебе обещаю, мы избежим. Давай-ка мы с тобой лучше еще выпьем.