Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто он такой, этот Матвей? – спросил он, глянув на Соболя.
Молодой он пацан, из ранних. Резкий, шустрый и даже борзый. На таких, как он, вся новая бандитская волна держится. Внаглую спортсмены-рэкетсмены действуют, беспредельно, ничего не боятся. Зато барыги их ох как боятся… Соболь и сам спортом занимался – бокс, культуризм, все такое, и бригада у него из таких же накачанных «быков». Территория у него своя, бараны там, с которых он шерсть стрижет. Но у него понятия, не хочет он жить по законам бандитского беспредела, потому и подъехал к Воркутаю. Прямо на вокзале его со своими пацанами и встретил. Сам узнал о нем, сам и встретил…
– Ну, я мог бы сказать, что никто, – покачал головой Соболь.
Он потянулся к банке со шпротами, пальцами, унизанными золотыми печатками, подцепил за хвост копченую рыбку, набросил ее на ломтик черного хлеба.
Бригада у него небольшая, с полдюжины стволов, и надел маленький. А он расшириться хочет, потому и нужен ему Воркутай. Они оба друг другу нужны.
– Мог бы сказать, – повторил он, – но не скажу. Матвей реально в авторитете. И за городом «смотрит». Все здесь через него решается.
– Кто его на положение ставил? – скривился Воркутай.
– Сам себя и поставил, – пренебрежительно усмехнулся Соболь.
– Нельзя так, не по понятиям это!
– Так, я и не спорю… А у кого бы Матвей прогон спрашивал, кто бы ему постанову дал? Он вроде как за вора, но его никто не знает. Темная лошадка. Непонятно, откуда взялся, непонятно, как поднялся… Не было, не было, а потом раз!.. Раджина завалил. С Раджином Атарик был, и его тоже… Барам еще был, тоже сгинул. Поехал в Барсан и сгинул…
– Ну, за Раджина я бы спрашивать не стал, – поморщился вор.
И Пиночета он знал, и Чалика, и Конопатого, и Янхеля. А с Конопатым он еще и пересекался, после того как бродягу закрыли. Раджин Конопатого подставил, это без вариантов.
– А Евстигней спросил… – цокнул языком Соболь. – Есть «маза», что Евстигней Матвея выпас, предъявил ему… Только Матвей сейчас при делах, а Евстигней как в воду канул…
Воркутай понимающе кивнул. Евстигнею нужен был повод, чтобы докопаться до Матвея, и он его получил. Только вот, по ходу, воспользоваться не сумел… И Воркутаю такой повод нужен, чтобы предъявить Матвею. И спросить…
– Евстигней вор уважаемый. Нельзя было с ним так…
– Да Матвею до фени, уважаемый он вор или вообще не вор, – усмехнулся Соболь. – Он тут по-своему дела решает. Если что не так, «на перо», и в яму…
– Кто он вообще такой? Откуда взялся?
– Ну, Евстигней тут «утку» пустил, типа, Матвея за «мокрое» «закрыли». Вора он убил. И в зоне вора «замочил». Братва ему предъявить хотела, а он «на лыжи встал»… Евстигней что-то конкретно про него знал, но, я так понимаю, он теперь могила, с него не вытащишь… Короче, темная он фигура, этот Матвей. Но город реально держит…
– Как на него выйти?
– А с этим, Борис Григорьевич, проблемы. Он же в бегах, от «мусоров» шифруется…
– А «мусора» про него знают?
– Ну, может, знают.
– Что, через «мусоров» нельзя пробить, с какого бугра этот хрен?
– Так не ищут они его. Если бы пасли, можно было бы на пастуха выйти, а так без «мазы»… Не будут «мусора» с ним связываться, жизнь, она один раз дается, – с презрением к ментам усмехнулся Соболь. – А за Матвеем реальная «маза». Там реально все в уровень. Пока мы тут рогами трясли, Матвей под себя все заводы поставил. Сначала Барсан взял, потом пацанов оттуда нагнал. Три бригады зашли, барсанские город, считай, поделили. Семафор с Бобылем пытались там что-то сделать, ни фига, Матвей их под себя поставил. Они теперь на него работают… Я пока сам по себе, я пока держусь…
– А Матвей с тобой по этой теме говорил? – с подозрением глянув на Соболя, спросил Воркутай.
Тот ничего не ответил, только головой мотнул – с мрачным видом. По ходу, не складывались у Соболя отношения с Матвеем. Или он в чем-то перед ним «накосячил», или самозваный вор держит его за мелкую сошку, не достойную внимания. Возможно, Соболь действительно не хотел отходить под Матвея, но в это почему-то верилось с трудом. Соболь, похоже, и рад спрыгнуть под барсанских, да не получается. Потому и зацепился он за Воркутая, чтобы на его горбу в рай въехать. Вдруг уважаемый вор сможет поставить самозванца под себя, чем черт не шутит… А Воркутай сможет поставить Матвея на место. За ним суровая воровская правда, а за этим выскочкой только тупая беспредельная сила. Да может и сила это такая же липовая, как и он сам. Не так страшен баклан, как он сам себя малюет…
– Может, «стрелку» с ним навести не можешь? – недовольно спросил Воркутай.
– Ну, со «стрелкой», я думаю, можно, – пожал плечами Соболь.
Вор кивнул. Он не беспредельщик и вопрос через «торпеду» решать не станет. Сначала надо поговорить с Матвеем, а потом уже решать, как закончить с ним…
Подъемы, спуски, повороты, колдобины и рытвины на дорогах, а иногда и труднопроходимая грязь под колесами. Но ничего этого Воркутай не видел.
Ему не связывали руки, не надевали мешок на голову, просто машину такую подогнали, что ничего из нее не видно. Он ехал на «уазике», который за его форму в народе называли «буханкой». В таких машинах заключенных по этапам развозят, Воркутай хорошо это знает. Ездил он в автозаках, и сейчас, по ходу, такая же история. Окна в машине не зарешечены, но заварены снаружи – ни черта через них не видно. И водительская кабина отгорожена непроницаемой стенкой – не видать через нее дороги. Если бы не тусклая лапочка под потолком, совсем темно было бы.
Но лампочка горит, руки не связаны, и, возможно, задние двери открыты. Даже свита с ним – два бойца. Воркутай вроде бы и не узник здесь, но такое ощущение, будто его везут на расстрел.
Он договорился о встрече с Матвеем, подъехал на «стрелку», там ему и предложили сесть в эту «буханку». Или он едет дальше, или никакого Матвея. Парни солидные, в строгих костюмах, суровые, внушительные, но Воркутай класть на них хотел. Но не положил. И даже поверил в гарантии безопасности, которые они ему дали… Совсем еще молодые пацаны, но, как ни крути, а впечатление они произвели, иначе бы он не трясся сейчас в этой чертовой машине…
«Буханка» остановилась, послышались голоса, открылась дверь.
– Приехали, Борис Григорьевич.
Высокий, плотного сложения парень с широким носом на узком лице смотрел на него без особого уважения, но при этом обратился по имени-отчеству. Он знал, с кем имеет дело, поэтому старался вести себя вежливо.
Воркутай вышел из машины с достоинством законного вора. Поднял голову, расправил плечи, огляделся. Не понравилось ему место, где он оказался. Внушительного вида забор из колючей проволоки, за ним по тому же периметру тянулась высокая ограда из досок. Вышки с часовыми. Не похоже на колонию, но аналогия просматривалась. И еще где-то в лесу слышались автоматные очереди. А лес густой, самая настоящая таежная глушь.