– Нормально, – сказал я, принимая стакан. – И даже уже поужинал.

– Молодец, – одобрил Ковригин, и мне показалось, что эта бутылка водки не первая. – Вот, Коля, познакомься с Лёней Житиневым, газетчиком и человеком. – продолжил он, обращаясь к капитану. – Редкое сочетание, верно? – он засмеялся.

Мы с капитаном пожали друг другу руки.

– Леонид.

– Николай.

– Ну, за хороший конец, – сказал капитан. В отличие от Ковригина он выглядел совершенно трезвым.

– Во всех смыслах, – привычно добавил я.

Водка оказалась местная и тёплая.

– Закуси, – предложил Ковригин, пододвигая ко мне тарелку с квашеной капустой. – Отличная капустка, давно такой не пробовал.

– Капуста – это хорошо, сказал я, следуя его совету. – Но ты лучше расскажи, что случилось, и чего это я вдруг тебе понадобился.

– Да уж расскажу, не сомневайся, – вздохнул фэсбэшник. – Не уверен, правда, что тебе мой рассказ понравится. Но рассказать я тебе должен. И даже обязан.

– Многообещающее начало, – я закурил и вдруг понял, что сильно волнуюсь. И не просто волнуюсь, а ещё и боюсь.

– Не тяни, Саша, – попросил я. – Что вы все сегодня тянете? Утром Петя Кудрявцев, теперь, вечером, ты. Выкладывай давай, не стесняйся.

– Да не тяну я, – пробормотал Ковригин. – Слова подбираю.

– Что-то я раньше не замечал, чтобы тебе слов не хватало, – не поверил я.

– Раньше… Раньше, знаешь ли, и солнце светило ярче. И генеральная линия партии была прямой и толстой. Ладно. Значит, так, – его голос внезапно окреп и утратил те хмельные нотки, которые слышались мне ещё две минуты назад.

Я поднял на Ковригина глаза и поразился перемене. Передо мной сидел волевой, совершенно трезвый и собранный человек.

– Слушай внимательно и не перебивай, – сказал мне он. – Все вопросы потом, когда закончу. Террористы готовы продемонстрировать нам, что они не блефуют. Готовы показать нам бомбы, которые они заложили под реакторы.

– Очень интересно, – не удержался я.

– Я же сказал, не перебивай. Это ещё не все. Скажи, ты снимать умеешь?

– В смысле фотографировать? – насторожился я.

– Нет. В смысле видеокамерой.

– Э-э… на любительском уровне, пожалуй, умею.

– Замечательно!

– Не вижу пока, что тут замечательного…

– Сейчас увидишь. Дело в том, что они согласны нам продемонстрировать свои бомбы и мины только в том случае, если с нашим человеком пойдёт журналист. И не просто журналист, а из уважаемого и влиятельного издания. Типа твоей газеты.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что у тебя есть уникальный шанс заработать себе громкое имя и заодно послужить родине. Ну, и нам помочь, конечно.

– Ага. И ещё у меня есть уникальный шанс получить пулю в голову.

– Брось, Лёня. Шанс получить пулю в голову при наших с тобой профессиях есть всегда. Ты что, первый раз рискуешь?

– Погоди. А почему именно я?

– Во-первых, я знаю и уважаю тебя и твою газету. А во-вторых, если честно, то ты на эту минуту – единственный журналист крупного столичного издания, присутствующий здесь, на месте событий. Остальные просто не успели ещё добраться. Есть парочка ребят из Волгодонска, но они, сам понимаешь, не обладают, скажем так, должным профессионализмом. Да ты только подумай, дурило! Кадры, что ты снимешь, купят все ведущие информационные агентства мира! Это же какие бабки! А имя? Имя, считай, тебе обеспечено раз и навсегда. Да и риска, на самом деле, никакого. Заложников у боевиков и без тебя хватает, им тоже выгодно доказать нам и всему миру, что они не блефуют. Наши психологи и аналитики дают практически стопроцентную гарантию, что вы вернётесь целыми и невредимыми. Давай, Лёня, решай. Время дорого. Без журналиста боевики пускать нас отказываются наотрез. Мы, конечно, можем подождать до завтра, когда ещё кто-нибудь сюда доберётся, но…. Времени тогда уж совсем не останется, понимаешь? А время – это самое дорогое, что сейчас у нас есть. И должно оно работать на нас, а не на террористов. Но для этого мы совершенно точно должны знать, блефуют они или нет.

Я молча крутил в руках пустой и лёгкий пластиковый стаканчик и думал. Предложение, действительно, было заманчивым. Такой шанс редко выпадает нашему брату. Конечно, что бы там не говорили психологи и аналитики ФСБ, риск был велик. И даже очень велик. У тех, кто захватил АЭС и заложников, нервы не железные. Подготовка подготовкой, но, по сути, они являются самыми настоящими бандитами. А у бандитов, как известно, тормоза в голове могут отказать в любой момент. Да. А тут ещё мои личные обстоятельства…. Хм, на самом деле я ведь нахожусь в выигрышном положении! Как только почувствую, что жизни моей драгоценной угрожает непосредственная опасность, сразу могу исчезнуть куда угодно. На глазах, так сказать, изумлённой публики. Ладно, я-то исчезну. Перенесусь в безопасное место. А напарник мой куда денется в случае чего? Тот офицер, кто пойдёт со мной? Вернее, с которым пойду я? Э, брось, Лёня. Напарник рискует по долгу службы, а ты добровольно. Будет возможность – помогу. Нет – стану выручать только себя, любимого. Жизнь, увы, штука жестокая, а к ненужному героизму я как-то, прямо скажем, не расположен. Да. Надо соглашаться. Только очень неохотно. Через силу. Потому что набить себе лишнюю цену, особенно перед нашим родимым государством, никогда не помешает.

– Орден заработаешь, – сказал, внимательно наблюдающий за моими раздумьями Ковригин. – Мужества. Третьей, как минимум, степени. А то и второй, обещаю. Ты ведь офицер запаса?

– Лейтенант, – машинально ответил я.

– Вот! – обрадовался фэсбэшник. – Значит, присягу России давал.

– Ты меня на присяге не лови, – оборвал я Ковригина. – Ты мне не начальник, я не подчинённый. Вот призовут на действительную, тогда другой разговор. А пока я сам принимаю решения. Понятно? В таком деле мне даже мой главный приказать не может. А уж ваша контора – тем более.

– Да понятно, Лёня, что ты… Это я так, к слову… Исключительно, чтобы уточнить. Офицеру-то, даже запаса, орден Мужества легче заработать и… это… получить, чем гражданскому лицу. Ну, ещё по одной?

– По последней. Если идти, то трезвым.

– Так всё-таки идти? – он искательно заглянул мне в глаза.

– Хрен с вами, – я постарался как можно натуральнее тяжело вздохнуть. – Но с тебя, если и когда вернусь, бутылка хорошего армянского коньяка.

– Три, – быстро сказал Ковригин и немедленно разлил водку по стаканам.

Ровно в половине первого ночи я и капитан-сапёр Николай Бурляй (тот самый долговязый капитан, с которым меня в кафе познакомил Ковригин) в сопровождении четырёх, вооружённых автоматами и по глаза заросших чёрной щетиной, боевиков, вошли в главный корпус Ростовской атомной электростанции.