Его голос в мгновение прервался, и в шлеме я слышал теперь булькающий звук, от которого волосы по всему телу встали дыбом. На одном лишь животном инстинкте я упал на правое колено – по шлему проскользнуло что-то твёрдое с неприятным металлическим скрежетом. В ответ я со всей силы ударил кулаком в бок колена, метя в сустав стоявшему рядом человеку, который сразу же упал, крича от боли. На левой стороне его лица красовалась треклятая татуировка дракона.

Время словно замедлилось. Бросив взгляд на напарника, я заметил, что из стыка шлема с грудной пластиной торчал нож, с рукояти которого вытекала теперь уже слабыми импульсами алая кровь. Судя по уже утихшим звукам, напарник был мёртв. И следующей была моя очередь. Тот, кто нанёс удар ножом, упоённый кровью, бросился на меня. Но я уже выхватывал пистолет и, переведя его в режим стрельбы боевыми патронами, без лишних колебаний выстрелил ублюдку в лицо. По протоколу действий в критических ситуациях в случае смерти напарника разрешалось использовать любые средства для выживания. Решение было принято сразу же – я не собирался колебаться, тем самым подставляя свою жизнь. Моей обязанностью было вернуться вечером к дочери и жене, которые ждали меня и надеялись, что я буду целым и невредимым. Я не имел права подвести их.

Тем временем со всех сторон на меня бежали люди, у многих из которых в руках были куски арматур, ломы, цепи и ножи. Раздалось даже несколько выстрелов из пневматики, но пули просто-напросто отрикошетили от защитных пластин и шлема, не нанеся мне никакого урона.

– Вызываю подкрепление, срочно! Убит полицейский. Калининская, мать её, улица! – прокричал я, нажав на запястье кнопку вызова диспетчера.

Затем вырвал с пояса светошумовую гранату и бросил её в сторону бегущих на меня с оружием в руках людей. Сделал три выстрела из пистолета по тем, кто был ко мне ближе всего. Одному успел всадить пулю в шею, когда он уже замахивался красным пожарным топором. Следующей в ход пошла дымовая шашка. Бросив её себе под ноги, я рванул на проезжую часть, стараясь одновременно с этим не попасть под колёса проносящихся машин. Словно загнанный в угол зверь, я готов был рвать и метать, но выжить любой ценой. На удивление я не чувствовал ни паники, ни страха, ни боли. Все мои эмоции исчезли куда-то, осталось лишь чистое сознание и мерно колотящееся в груди сердце. Первая цель любого животного – выжить, и я целиком теперь посвятил себя этой цели.

Ответ диспетчера я не расслышал, так как он пришёлся на взрыв гранаты. Потому, вновь нажав на кнопку, я оповестил его ещё раз о том, что ситуация критичнее некуда и что я движусь в сторону центра города. Тем самым я хотел уйти из столь опасного сектора, который вмиг взорвался в намерении меня убить. Пистолет в левую руку, телескопическая дубинка-шокер – в правую. Преследователи с той стороны улицы также бросились через проезжую часть. Один из прохожих, то ли тоже участник, то ли просто очередной шизик (хотя они все были едины), попытался остановить меня, за что получил ударом дубинки в район челюсти и тут же упал как подкошенный.

По правую руку я заметил какой-то узкий переулок. Закрыв поворот в него дымовой шашкой, бросился туда, стараясь не сбиться с курса. Но мне не повезло – он изгибался, возвращаясь вновь на Калининскую, где меня ждала желавшая разорвать меня на части банда Дракона и её приспешники. Взвесив все «за» и «против», я всё же побоялся затаиваться в переулке – если обнаружат, мне точно настанет конец. А подкрепление бы наверняка пробежало мимо. Потому я вновь вышел на Калининскую, где меня сразу же заметили. Патроны необходимо было беречь, потому я старался стрелять лишь тогда, когда очередному преследователю оставались до меня считаные метры. Иначе меня могли бы сбить с ног. Так же я побаивался и тех, кто попадался мне навстречу. Держась бордюра, я нещадно бил шокером или дубинкой наотмашь тех, кто не прижимался к стене дома, тянущейся по другую сторону тротуара.

И всё же толпа нагоняла. В тяжёлом скафандре, защищавшем меня от ударов и пуль, я бежал сильно медленнее, да и расходовал силы много быстрее. Теперь я чувствовал металлический запах крови в носу и тошнотворный комок в горле, но старался держать дыхание ровным, делая вдох-выдох по счёту, как нас учили на многочисленных тренировках. Чёрт возьми, если бы я только знал, в какую жопу я попаду, то ходил бы только на беговые, забивая на все силовые, тренировки по стрельбе и даже столь любимый мною настольный теннис. Я усмехнулся этой мысли: «если бы да кабы». Оглянувшись, успел вовремя заметить, как один из догонявших, судя по всему, собирался прыгнуть на меня, чтобы остановить. Я резко соскочил на проезжую часть, и этот недоумок грохнулся на асфальт, как мешок, набитый дерьмом вместо мозгов, – что вполне соответствовало действительности. Я надеялся, что он как минимум сбил себе коленные чашечки, а лучше переломал все кости.

Ещё одна светошумовая граната – последняя, – за ней дымовая. И я вновь бежал через потоки машин на другую сторону улицы. Это был мой единственный шанс: петлять зигзагами, как заяц, удирающий от охотничьих собак, запутывая следы. Я уже почти добрался обратно, до той стороны улицы, где всё начиналось, как вдруг незадачливый водитель со свистом тормозов и следами шин на асфальте, видимо, заметивший меня в последний момент, потерял управление и по касательной слегка задел меня, сбив с ног.

– Проклятье! – чертыхнулся я, с трудом поднимаясь и чувствуя саднящую боль в правом бедре, которое встретилось с дверью машины.

Чуть отдышавшись, я уже собирался вновь побежать, пусть и хромая, как один из преследователей навалился на меня всем телом, пытаясь прижать к земле. Я успел извернуться и вместо падения на живот грохнулся на спину, теперь пластинами на запястьях пытаясь отбивать лезвие его ножа, которым он метил мне прямо в шею. И несколько раз скользнул по краю шлема. Прорычав что-то невразумительное, я смог двинуть кулаком в перчатке с железными, наподобие кастета, вставками ублюдку в кадык. Добивать его не было ни сил, ни желания. Я вновь попытался подняться, но на меня навалилась ещё одна сволочь. В чёрной толстовке, с выкрашенными в ярко-розовый патлами, хлипкая и хрупкая девчонка буквально впилась когтями в мою броню. На мгновение я даже замер, ошарашенный, – откуда в ней было столько ярости? Чего