папой. Ребята ходили в Домский собор слушать органную музыку. На обратном пути останавливались в Пскове, посетили кремль. Башлачёвы хотели заехать также в Пушкинские Горы, но семья Шульцев была против, и этого не произошло.

7 ноября Александр с Максимом Пермяковым и Андреем Шульцем участвовали в демонстрации в Череповце [см. фото 8].

1976

Осенью 1976 года Александр ездил на экскурсию в Ленинград [см. фото 9]. Это не был выезд класса, однако мероприятие было организовано от школы.

В десятом классе Башлачёв написал политическое стихотворение, в котором имел место диалог Брежнева и Маяковского. Сохранилось только одно предложение: «Вашим, товарищ, сердцем и именем мы назовём луноход!»

1977

В 1977 году в культурной жизни Череповца произошло важное событие: открылось кафе «Фрегат», где стала собираться прогрессивная молодежь города. Рассказывает друг Александра, Сергей Герасимов: «Я, мы, моя компания всегда считали себя элитой. Мы стали ходить отдыхать в это кафе каждый день, как только оно открылось. В один прекрасный вечер мы выходим из «Фрегата», а там, на скамеечке, сидит другая компания, и все дружно хохочут. Кто такие? Меня сразу это заинтересовало. Я подошел. Сидит молодой человек, что-то читает, а все смеются. Оказалось, что он читал свое сочинение. Он его называл «Трактат об онанизме». Я прислушался, мне понравилось и захотелось с этим человеком познакомиться. После того, как он дочитал, я подошел к нему. Это оказался Саша Башлачёв. Мы там поговорили, договорились встретиться. Нам тогда было очень важно проверять свою философию. Говорить об этом было не с кем, Череповец — провинциальный город. Он и сейчас-то провинциальный, можно представить, что было тогда. В лице Башлачёва я нашел то, что мне было нужно. Мы буквально сутками разговаривали. Собирались обычно у меня. Тематика разговоров — о смысле жизни, о любви. Он говорил, что вся наша жизнь состоит из больших и маленьких любовей, что меня тогда очень удивило. Я считал, что любовь одна, такая большая. Саша аргументировал следующим образом: мы всех людей любим по-разному. Маму мы любим одной любовью, сестру — другой, девочку — третьей. Процесс поддержания любви Саша сравнивал с горением костра. Большой костер и большая поленница. Мы можем, конечно, все поленья сразу использовать, а можем подкидывать потихоньку, растянуть это на всю жизнь. Он имел в виду, что не надо человеку сразу открываться, а надо постепенно, постепенно, постепенно. Если мы не будем приоткрывать себя, то будет неинтересно. Если мы сразу откроемся, то быстро перестанем быть интересными. Мы могли также спорить о том, когда возникли символизм и дадаизм. Причем, я уже не помню, кто что говорил, но помню, что спорили до упаду, вместо того чтобы пойти посмотреть в энциклопедии».

В марте Башлачёв со своими близкими друзьями Александром «Бобой» Смирновым и Андреем Шульцем ездил в Ленинград [см. фото 10].

Александр уже довольно часто писал стихи. Вот какой случай вспоминает Сергей Герасимов: «Мы ездили большой компанией на концерт, то ли в Ленинград, то ли в Москву. Была зима, ужасно холодно, ехали в общем вагоне, разговорились. Сначала было множество тем, потом все темы ушли, а спать было невозможно. «Холодно» на молодежном языке того времени было «зусман». Мы сидим, говорим: «зусман», «зусман», зуб на зуб не попадает. Все поняли общую логику, что «зусман» — это кто-то, кто бегает по вагону. Там бабушки еще сидели: что за «зусман» такой? Все это поддержали. Стали звать: «зусман», «зусман». Полночи мы запугивали вагон, что здесь страшный «зусман» ползает, что это — змея, она уползла у нас. Время провели весело. Ездили мы на день обычно: приезжали, концерт смотрели и назад. И буквально на обратном пути Башлачёв выдает поэтическое сочинение как раз на эту тему. К сожалению, оно не сохранилось, но я запомнил начало:

Страх сковал людские лица,

Стала курица невкусной,

И не естся, и не спится

Под зловещий шёпот: «Зусман!»

Лифчики и телогрейки

Заливал холодный пот!

Люди знали: под скамейкой

Страшная змея ползёт (или «живёт», не помню)».

Александр окончил школу. Нелли Николаевна хотела, чтобы он поступал в технический институт или университет. Для того чтобы подготовить сына, она даже пыталась нанять ему репетитора. Однако сам он был увлечен исключительно гуманитарными дисциплинами и поехал в Ленинград, чтобы поступать в университет на факультет журналистики. Там он встретился со своим земляком Леонидом Парфеновым[77], который тоже приехал поступать. Первый тур творческого конкурса Александр прошел с успехом, но во втором туре не смог участвовать из-за отсутствия публикаций. Башлачёву объяснили, что в сложившихся обстоятельствах, даже если он сдаст все остальные экзамены на «пять», он не поступит. В результате Александр вспылил и ушел. Леонид же поступит, окончит университет и сыграет свою роль в развитии постсоветского телевидения.

Экзамены в университеты проходили в июле, чтобы непоступившие еще имели шанс устроиться в институты в течение августа, но Александр решил не повторять попытки в этом году. В июле-августе он с родителями и сестрой поехал на машине в Таллинн.

После возвращения в Череповец, 14 сентября, они вместе с Александром Смирновым [см. фото 11] устроились работать художниками-оформителями на коксохимическое производство Череповецкого металлургического завода [см. фото 12]. С трудоустройством им помогла мама Смирнова.

Башлачёв уже определился в выборе будущей профессии, поэтому пошел в школу юных журналистов при газете с, как он сам потом будет говорить, «поэтическим названием “Коммунист”». Его взяли под свое крыло две сотрудницы издания — Тамара Михайловна Соловьева и Елена Филипповна Ганичева. Хотя Александр попал в эту школу к завершению второго года обучения, его заметки сразу высоко оценили и стали печатать, что сильно облегчит ему задачу поступления в высшее учебное заведение.

1978

4 апреля 1978 года Башлачёв уволился с Череповецкого металлургического завода.

Александр решил больше не пытаться поступать в Ленинградский университет, так как в случае неудачи рисковал попасть в армию. Его выбор пал на факультет журналистики Уральского государственного университета в Свердловске. Вспоминает будущий однокурсник и друг Александра Василий Нелюбин: «Он выглядел довольно живописно, и на него трудно было не обратить внимание: длинные волосы лежали на плечах, золотая фикса, легкая небритость и затертые до дыр джинсы. Большинство других абитуриентов старались выглядеть прилично: носили костюмы, комсомольские значки и даже галстуки. Саша демонстративно изображал “несоветского человека”». Нелли Николаевна: «Мы все очень волновались. В день каждого экзамена я ждала звонка, никуда не отходила. Вдруг