Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я говорю, интересовался когда-то. Многое уже забыл.
– Главное, чтобы чайник варил, а подучиться-то всегда можно. Знаешь что… я поговорю с нашим боссом, ты мне позвони через денька три-четыре, или я сам позвоню, лады?
Идея Валеры насчет университета, конечно, была заманчива. Но Саша уже натренировал себя не разевать рот на такую вот халяву. Слишком редко она сбывалась.
– Фиговая у них водка и образование фиговое, – после второй резюмировал Петр.
– Водка-то немецкая, – вступился Саня.
– Ну вот, даже водки своей нет! А джин их этот вообще никуда не годится. Как и образование, – настаивал Петр. – Мы свою Оксанку в международную школу отдали, для посольских. Там программа поприличнее. Тамар, а твой куда ходит?
– Школа по системе итальянского педагога Монтессори, – пояснила Тамара. – Но я не уверена, что ему это подходит…
– А что за система? – оживилась Галя.
– Странная это школа, – с мягкой грустью начала Тамара. – Парню уже шесть лет, у нас в детском саду в старшей группе их читать-считать учат, а тут вообще непонятно, чем они занимаются: кубики какие-то разноцветные, формочки… А главное, проблема с дисциплиной. Ну просто ужасная проблема! Никому ничего не запрещается. И дети ходят совершенно на головах. К тому же у них в классе около трети – турки и прочие. Они же совершенно не говорят по-голландски, мой и то лучше! И вот учительница тратит большую часть времени, чтобы хоть как-то установить с ними контакт. Странно, что она сама еще на турецкий не перешла! А они сколотили свою прямо банду, лупцуют всех прочих детей и никого слушать не хотят. Вон, рассказывали, в старших классах турки местным так и говорят: мол, дождетесь, мы вас скоро в море сбросим!
– И не говори, – вступил Петр, – строгость тут нужна!
– А вот еще недавно им раздали рабочие тетради, и там среди всяких птичек-бабочек маленькие голые дети. Вот «йонге», мальчик, а вот и «мяйше», девочка, прямо так с письками и нарисованы. Я уж и не знаю, как к этому относиться.
– Да никак не относись, – посоветовала Галя. – Надо будет парню, сам разберется. Ну, спросит в случае чего.
– А у нас, – отозвался Петр, – тоже в международной школе Оксанке дали пособие по сексологии. Я прямо озверел! Ну, сиськи-пиписьки это ладно, мама-папа, животик в разрезе – тоже ничего страшного. Лучше пусть так, чем в подворотне ей все расскажут и покажут. Меня вот что убило: страничка с четырьмя картинками. На одной хлопчик гуляет в обнимку с девочкой. Ладно. На другой – две девочки в обнимку друг с дружкой. Допустим. На третьей – хлопчик в обнимку с хлопчиком! А четвертая перечеркнута пополам, там в одном углу – хлопчик с девочкой, а в другом – хлопец с другим хлопцем. И подпись, подпись-то какова! Люди мол, разные: кому нравится со своим полом гулять, кому – с противоположным. А ты к какому типу относишься? Это десятилетним соплюхам и соплякам вопросик такой задавать! Представляете?!
– Ужас! – ахнула Тамара.
– Ну да! А может, на следующей картинке нарисовать, как кто козу какую обихаживает? И такие ведь бывают!
– Ага. Но надо же делать разницу между нормой и извращением! Причем школа и должна устанавливать норму. А извращения сами появятся, – рассудительно подвела итог Олеся.
– Ну, тут они явно так не считают, – ответила Галя. – У них школа призвана отражать жизнь во всех ее проявлениях.
– Ну да, а врач, вместо того чтобы лечить больных, будет рассказывать им, что инвалиды – тоже достойные члены общества, да? Слушай, Саня, ты тут ведь давно – неужели у них эта дрянь и в самом деле на каждом шагу?
– Да ведь я-то не по этой части, – усмехнулся Саня, – к гомикам не хожу, наркоту не употребляю. Вот водочки – это пожалуйста.
– И точно, – оживился Валера, – чего-то мы заболтались. Ну, еще по одной… по последней, кажется? Девочки, вам?
– Себе, себе налейте. – Олеся прикрыла рюмку ладонью.
– Мне рассказывали, – вернулась к прежней теме Тамара, – что в Голландии даже венчают гомосексуальные браки! И первый пастор, который совершил такой обряд, был женщиной!
– Переодетой, что ли? – удивилась Оксана.
– Нет, точнее сказать, женщина и была пастором. Это у них сплошь и рядом.
– Поп с невестой местами поменялись! – хохотнул Петр. – Вырождаются они тут, точно.
– Я этого даже понять не могу, – растерянно произнесла Тамара, – у нас вот такой красивый обряд венчания. Священник молится, чтобы молодые уподобились Аврааму и Сарре, а еще Иакову и… кто там был его женой, кажется, Ревекка? Ну, в общем, патриархам. А на таком венчании кого вспоминать будут?
– Содом с Гоморрой! – весело отозвался Петр.
– Саша, а тут ведь и церковь наша вроде есть? – спросила Галя.
– Есть. На Керкстрат. Так прямо и называется – Церковная улица. Они там у католиков кусочек собора арендуют.
– Бывали?
– Бывал… на Пасху последний раз.
– На Пасху и мы были, как же, – отозвалась Олеся, – а Тамара вообще часто ходит.
– Вот откуда лицо знакомо… – протянул Саша. – Я-то сам редко, вот только на Пасху и на Страстной. Как-то не до этого.
Саше захотелось рассказать, как это было, – даже не на Пасху, а именно на Страстной. Его позвала Машка – в ночь с пятницы на субботу они собирались читать в храме Евангелие. Каждый по полчаса. Кто не читал, спал в небольшой комнатке наверху, где обычно пили кофе после службы. Машкина череда была с полчетвертого до четырех; значит, Саша выбрал до полпятого. Трудное время, самый сон.
Будильник ударил прямо в ухо: без пяти четыре. Саша хлопнул ладонью, вскочил на ноги, протер глаза. Невозможно гудела сонная голова – спал-то всего ничего. Но пока спускался вниз, как будто все развеялось. Он вступил в сумрачное пространство маленького храма, примостившегося под крылом чопорного католического собора. Посредине стояла на подставе плащаница – большая икона убитого Христа. На подсвечнике теплилась пара свечей, и перед ними – стояла девушка в платочке, и округло, напевно, по-университетски правильно и по-детски вдохновенно текла ее славянская речь (каждый сам выбирал язык чтения). Трудно было узнать в этой сумеречной и торжественной фигуре Машку. Она закончила фразу, приняла из рук Саши русскую Библию и показала пальчиком: вот здесь. Саша встал на ее место.
Кто-то стоял у него за спиной (наверное, осталась Машка, а может, подошел кто-нибудь еще), но было не до того. Перед ним лежал мертвый Христос в окружении скромных цветов, а Саша читал по Нему Евангелие. Словно действительно