Мартина вскочила на ноги. Её шатало, она чувствовала слабость, но решила всё равно продолжать путь к вершине. И она пошла. Что-то мешало ногам. Она наклонилась: к башмаку прилип кусок медового сота. Когда она стала отлеплять его, это и случилось…

Земля начала уходить из-под ног. Всё тряслось и рушилось, а Мартина падала, падала куда-то вместе с лавиной земли. И когда, казалось, уже достигала дна, это дно опять уходило вниз, и Мартина — вслед за ним.

Но вот падение наконец прекратилось, Мартина ударилась о твёрдый грунт. Вокруг были свежие влажные комья, они пахли червями и сгнившими листьями, залепляли рот, глаза, уши, она отряхивала и выплёвывала их — они набивались снова. Она задыхалась и почти ничего не видела и не слышала. Свет померк. Ей казалось, она умирает.

С последним проблеском сознания она увидела Хана. Он продирался к ней — сквозь заросли, сквозь пласты земли, и она не понимала: хочет он напасть на неё или хочет спасти из этой могилы, где она заживо погребена.

Внезапно всё прекратилось. Земля уже не тряслась и не сыпалась на неё, стало совсем тихо. Дышать сделалось легче, но вокруг была полная тьма. Мартина рискнула пошевелиться: всё тело болело, однако переломов вроде бы не было. По крайней мере, так ей хотелось думать.

Но что же Хан? Где он и что задумал? Может, уже приготовился к прыжку? Она вспомнила: в рюкзаке, который у неё за плечами, должен быть фонарик. Сняла рюкзак, нащупала и расстегнула молнию. Фонарика не было. Куда он девался? Ну почему же так? Сейчас, когда она оказалась в полной темноте, непонятно где, и когда от этой чепуховой вещи, фонарика, зависит чуть ли не сама жизнь, он, как нарочно, куда-то подевался! Куда?

С фонариком, аккуратно уложенным в рюкзак вместе со швейцарским армейским ножом, тюбиком универсального клея и другими совершенно необходимыми вещами она приехала больше года назад из Англии в далёкую Африку, и эти вещи повсюду её сопровождали. А вот теперь самой необходимой в данную минуту вещи не оказалось! И Мартина не может понять и, наверное, уже до конца своей жизни не поймёт, куда она попала и с какой стороны на неё кинется самое опасное животное на земле — раненый леопард.

И всё-таки — хотя какое это уже имеет значение? — всё-таки, кто мог утащить фонарик? Кто-то из жителей деревни? Зачем? Глупо так думать… Старый колдун? Ещё глупее. Гриффин? Вряд ли. Тогда кто? Собаки, кошки? Ох, это же Магнус! Этот крылатый любитель всего блестящего, сверкающего. Невинный воришка Магнус! Хорошо же он расплатился за доброе к нему отношение! Спасибо тебе, носатый дружок!..

Хан угрожающе зарычал, и в духоте и непроглядной тьме этот рёв показался ещё страшнее, чем был на самом деле. Мартине хотелось сжаться в крошечный, невидимый даже для зверей с ночным зрением комок. Но это ей не удалось, и она нашла в себе силы подумать о том, как всё же выйти из создавшегося положения. Подумала — и пришла к печальному выводу, что никак.

Стараясь почти не шевелиться, она снова открыла рюкзак и снова убедилась, что там ничего нет, кроме лекарства от головной боли, которое дала ей тётушка Грейс, и тюбика с клеем. Но почему он такой тяжёлый? Странно. Хотя особенно лёгким он и не был. Но всё-таки… Она расстегнула молнию внутреннего кармашка…

Там было что-то гладкое, скользкое. Ох, да это свечи! И смятый спичечный коробок тоже!

Уже неплохо! Она вспомнила, что сама сунула их в рюкзак, когда они отправлялись из дома бабушки. Молодчина ты, Мартина!..

Хан молчал, но она ощущала его присутствие, знала, он следит за ней, видит каждое её движение. Как все кошки — в полной темноте.

Подумав, она решилась: чиркнула спичкой и зажгла свечу. Хан зарычал, но не пошевелился, и она увидела его в неровном желтоватом свете.

Как и предполагала, он находился совсем близко от неё (или она — от него), но готовности к прыжку заметно не было. Возможно, он уже и не способен на это. Он лежал в небольшом углублении, на каменном полу большой удлинённой пещеры. Дыхание прерывистое, повёрнутый к Мартине бок бурно вздымался и опадал. Не сразу она заметила следы крови — на золотистой шкуре и на камнях. Рана была где-то на груди.

Слёзы навернулись ей на глаза. Несчастное животное! Она уже напрочь забыла про свой страх, про то, что этот зверь рождён убивать, — забыла обо всём, кроме того, что обещала ему и себе — защищать его. Обещала, но не смогла.

— Хан, — прошептала она, — прости меня.

В его глазах была боль. С большим усилием он встал и на некрепких лапах пошёл по пещере куда-то в темноту. Мартина подняла свечу и увидела, как он приблизился к маленькому ручью, который, вероятно, был когда-то бурным подземным потоком, но давным-давно пересох и превратился в едва заметный ручеёк.

Леопард долго лакал воду, затем вернулся на прежнее место и лёг. Мартина увидела теперь кровоточащую рану у него на груди. Леопард тихо, беззлобно рычал, слизывая кровь со своих лап.

Мартина почувствовала отчаяние. Было мучительно смотреть, как могучее красивое животное превращается в жалкое беспомощное существо. Ещё час-другой — и потеря крови сделает своё дело. А значит, она должна… Но что?..

Надеясь, что зверю сейчас не до неё, она встала и сделала несколько шагов по пещере, чтобы осмотреться. То, что она увидела, не уменьшило её отчаяния. Они находились в самом конце прохода в скале, видимо, когда-то прорубленного мощным водяным потоком. Выход из образовавшейся пещеры был только что заблокирован огромной каменной глыбой, которая обрушилась, прихватив с собой Мартину, но чудом оставив её в живых. Сотни тысяч лет понадобилось природе, чтобы проложить этот туннель, и столько же, если не больше, пройдёт прежде чем выход из него вновь станет свободным.

Взгляд Мартины скользил по каменным стенам, по такому же потолку и полу, но всё было замуровано наглухо: ни одной щели, откуда бы проходил свет, не говоря уже о чём-нибудь напоминающем выход наружу. И всё же она продолжала осматривать стены, потому что больше ниоткуда спасение прийти не могло. Если вообще могло откуда-то… Снаружи… И непонятно было — как должны действовать спасатели, если вдруг появятся. Только ведь они не знают и никогда не узнают, где находятся те, кого следует спасать… А значит, и не появятся.

Мартина готова была заплакать в голос. Только кто её услышит, кроме Хана, кому тоже несладко?

За последний год — у себя дома, в Англии, и здесь, в Африке — она уже столько натерпелась! Но такого ещё не было! Хотя, как сравнивать несчастья? Какое горестнее, тяжелее, безвыходнее? Сейчас ей казалось, что теперешнее — самое-самое из них… Погибнуть в каменной клетке — без пищи, без всякой надежды, почти без воздуха.

— Нет! — произнесла она вслух. — Сначала я должна сделать всё, чтобы помочь Хану. Чтобы не так мучился…

Тендаи из заповедника Савубона часто говорил ей, припомнила Мартина, что, когда что-нибудь у тебя плохо, нужно всё равно не терять надежды, а выбрать то, что в этих условиях ты можешь делать, — и действовать, ни о чём больше не думая. И она выбрала; остановить кровотечение у Хана.