и сел на стул за столом. Лица разглядеть из-за слепящего света Константинов не мог. Видел только олимпийку с белыми полосами по рукавам.

– Ну и что? – спросил вошедший. Константинов узнал голос. Это был генерал, который несколько дней назад присутствовал на очной ставке с Олей, – он что-нибудь рассказал?

– Молчит, Валентин Григорьевич, – ответил один из них.

– Молчит, значит, плохо спрашиваете, – грубо ответил генерал.

Он встал, подошёл к Константинову. Тот выпрямился и посмотрел генералу в глаза.

– Лёха, а что у него с лицом? – спросил генерал.

– Споткнулся, упал, товарищ генерал.

– А поаккуратнее нельзя, я же предупреждал.

– Виноват, товарищ генерал.

– Не хватало мне ещё разбираться с начальником следственного управления, – проворчал тот, – поднимите его.

Тот, которого генерал назвал Лёхой, подошёл и бесцеремонно, за шкирку, поставил Константинова на ноги. Генерал подошёл вплотную. Константинов весь сжался, ожидая удара.

– Гражданин Константинов, это твой последний шанс спасти свою шкуру. Другого не будет. Кто ещё в институте занимался шпионской деятельностью? Я никогда не поверю, что ты работал один и никого больше не знаешь.

– Я работал один и никого больше не знаю, – тихо проговорил Константинов.

– А как же Агафонова? – вскричал генерал, – она помогала тебе собирать информацию.

– Оля Агафонова ничего не знала о том, чем я занимаюсь.

– Хорошо, считай, что приговор ты себе подписал. А Агафонову мы взяли в проработку. Никуда она от возмездия не денется, – генерал резко повернулся и вышел из камеры. Константинов остался стоять.

– А нам что? – спросил Лёха у второго.

– А фиг его знает. Давай его назад в камеру, от греха подальше.

– Команды не было. Пойдём, пока перекурим.

Они вышли из камеры в коридор, дверь осталась приоткрытой. Константинов сел на стул и прислушался. Ему было хорошо слышно, о чём они разговаривали.

– Что-то шеф какой-то нервный, даже ночью приехал? Видимо, у него что-то не ладится с этим институтом? – спросил Лёха, – Серёга, ты что-нибудь знаешь?

– Ничего не знаю. Меня подключили, когда готовили задержание.

– Но как-то на него, этого Константинова, вышли?

– Да никак не вышли. Какой-то генеральский информатор сообщил, о том, что будет закладка в это время. Мы дежурили и не знали, кто придёт. Хорошо, что попали на этого мудака. А если бы взяли другого, кто выбрасывал банку, в которой ничего не было, то облажались бы по полной программе.

– Ты знаешь, я думаю, его свои же хозяева и сдали.

– С чего бы это?

– Работы в институте по изделию практически закончены, он им стал не нужен, вот и решили нашими руками его убрать.

– Не знаю? Это ведь рискованно, а вдруг бы он заговорил?

– Да ему сказать нечего. Кроме связника никого не знает.

Они замолчали. В камеру шёл дым от сигарет и у Константинова начало першить в горле. Он сдерживался, чтобы не закашлять, а то дверь могли закрыть и ничего слышно не будет.

– Лёха, а тебя к нам откуда перевели? Причём сразу начальником отделения.

– В четвёрке служил, но, сказали, у Вас людей не хватает. Меня и перебросили.

– Ну, второе, это не четвёрка. У нас посерьезнее всё будет.

– Да уже понял. Меня генерал нацелил на работу с институтом, но как-то там всё мутно. Разведка сообщает, что из института идёт утечка информации, но ничего конкретного нет. И у нас – ни информаторов, никаких зацепок. Вот случайно мужика взяли, так теперь генерал хочет раскрутить целую сеть. А есть-ли она, вопрос? И из этого вытрясти не удастся, не знает он ничего.

– Зря ему лицо попортили. Если следак узнает, то могут быть неприятности.

– А кто следователь? – спросил Лёха.

– Есть такой Петров. Принципиальный. С ним лучше не связываться, – ответил Серёга.

– Ну, мы-то ни при чём. Приказ начальника – закон для подчинённых, – сказал Лёха, – ладно, давай его в камеру, да и самим пора по домам.

Они отвели Константинова на его этаж и передали конвоиру.

– Мужики, постойте, – вдруг сказал конвоир, – а что у него с лицом?

– Да он спросонья на лестнице споткнулся, – ответил Лёха, – не бзди, всё нормально.

Константинов лёг на шконку, заснуть не смог. Сильно болел бок. Он понял, что попался совершенно случайно. Просто оказался не в том месте и не в то время. А может, прав один из них? Свои хозяева сдали? Ну что же, очень может быть. Ведь он, по существу, был уже им не нужен. Всю информация, какую только мог, он передал заказчику. Ничего нового больше не было – они полностью закончили работу над системой. В нём начала закипать обида. Обида на себя, что он поверил Владимиру Петровичу, о том, что его работа направлена на сохранение мира на планете. Хотя кто его знает? Судя по информации из иностранных журналов, которые он мог получать в секретной библиотеке и снабжённых переводами, американцы тоже достаточно преуспели в разработке аналогичных комплексов. Возможно, с его участием? Он верил дяде Коле, когда тот расписывал возможности устройства его жизни за границей. Считал его чуть ли не другом. А он сдал его, а сам уехал к себе. Хорошо, что не ликвидировал. А ведь мог. Хотя не известно, что лучше. Да и сам хорош, размечтался о красивой жизни, о богатстве. Слёзы обиды душили его. Чего он добился? Ради чего всё это? Постепенно успокоился. Сам виноват и только сам. Что вместо дорогих ресторанов и шикарных женщин эта вонючая камера и ожидание смерти. Ничем не успел воспользоваться: ни деньгами, ни славой, ни жизнью за границей. Ну и пусть. Так ему и надо. С этими мыслями он впал в забытьё.

Утром встал, умылся. Бровь кровоточила. Константинов намочил полотенце водой и прижал к лицу. Оно тоже болело. После завтрака, который он есть не стал, выпил только чай, его повели на допрос. Когда конвоир ввёл его в камеру, Александр Александрович сидел за столом и писал. Не глядя на Константинова, он поздоровался. Закончив писать, Александр Александрович посмотрел на него.

– А что это с Вашим лицом?

– Был ночной допрос.

– Какой ещё ночной допрос? Кто проводил? – Александр Александрович приподнялся и опёрся на руки.

– Они не представились.

– Где? – побледнел Александр Александрович.

– Не знаю, где-то этажом ниже.

– Понятно, – тихо проговорил Александр Александрович, – генерал Трофимов присутствовал?

– Да, он зашёл позднее, когда меня уже избили.

Александр Александрович сел и пальцами рук барабанил по столу. Глаза опущены. Затем нажал кнопку звонка.

– Отведите в санчасть, а затем в камеру, – тихо сказал вошедшему конвоиру.

1.13. АНАТОЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Дни шли за днями. Они были как близнецы. Один не отличался