Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Марджери в самом деле была одержима… если девушкам не удалось завершить сеанс, если они заперли духа в нашем мире и он не успокоился, пока все участники не умерли…
Кто скажет, что она не сделала то же самое с нами?
«Как долго ты будешь наказывать меня?» – спрашиваю я чернила, которыми написано имя Марджери.
Но я здесь не поэтому. По крайней мере, это не единственная причина.
Я вытаскиваю записную книжку и нахожу список литературы, сверяя содержание с фолиантом, открытым на столе передо мной. Я делаю записи для Эллис – все, что может иметь отношение к делу, все, что наводит на мысль о вине Марджери, вместе со списком страниц на случай, если она захочет прийти сама.
Закончив записи, я возвращаю судебные протоколы на место, в стеклянный футляр. Нужно уходить. Я сделала то, зачем пришла. Нет нужды просматривать какие-либо другие книги.
Но я не могу перестать смотреть на колдовской том в шкафу возле двери. Это книга в синем переплете, таком старом, что он уже кажется серым, обложка покрыта темными пятнами от вина, посаженными какой-то древней ведьмой во время чтения.
Мои руки сжимаются в кулаки. Я не должна. Я не могу. Если я снова начну это, никогда не смогу остановиться.
С другой стороны… С другой стороны, было так трудно пробраться сюда. Я не могу быть уверена, что снова выпадет такая возможность. Что, если бы Эллис использовала некоторые заклинания в своей книге? Это может быть полезным.
Увяз коготок – всей птичке пропасть…
Я открываю шкаф и, вытащив книгу заклинаний, быстро несу ее на стол для чтения. Это глупо, но какая-то часть меня считает, что магия не проникнет внутрь, если я не буду соприкасаться с ней долго.
Я смотрю на книгу – во рту пересохло. Это просто книга. В ней нет особенной силы. Она не навредит мне, если я не позволю ей.
Истертая сотнями рук за сотню лет кожа легко гнется, когда я открываю обложку. Толстая пергаментная бумага царапает мои пальцы в перчатках, когда я переворачиваю страницы.
У этой книги не один автор. Почерк весь разный: иногда ровный, устойчивый, иногда неразборчивый. Иногда чернила яркие, черные; в другом месте они бледные, красно-коричневые, линии тонкие настолько, что невозможно разобрать написанного.
Я открываю записную книжку и снимаю колпачок с ручки. Мои руки трясутся – кляксы в конце каждой буквы, неровные поперечные линии, – пока я переписываю заклинание для изгнания злых духов. Но Эллис это может понадобиться.
А я… Я не буду его использовать. Но возьму так, на всякий случай.
Я вновь переворачиваю страницу – и вдруг мне становится нечем дышать. Воздух стал тяжелым, влажным, словно я выкурила целую пачку сигарет за раз.
На обороте – иллюстрация во всю страницу. Молодая женщина стоит на коленях, обнаженная, у ног высокой фигуры с белым, как кость, лицом. Изможденная вытянутая образина с закрученными рогами и черными провалами на месте глаз, острые зазубренные ноздри: череп козла. Это создание протягивает тонкую руку, с которой капает кровь, чтобы нарисовать знак на лбу женщины.
Посвящение.
Члены ковена Марджери и так нечасто говорят об этом, но вне ритуалов и вовсе никогда. Эллис, возможно, даже не знает о том, что есть посвящение. Секреты Дэллоуэя доступны лишь немногим избранным: тем, кого мы посчитали достойными, и тем, кто достаточно силен, чтобы пережить страх. Но за запертыми дверьми, на тайных сходках по двое-трое девушек из каждого дома, некоторые из нас заглядывают во тьму.
Забуду ли я когда-нибудь, как выглядела Алекс той ночью? Нас поставили лицом друг к другу, двух новопосвященных из Годвин-хаус. Алекс была во фланелевых брюках и майке, обнажавшей тонкие ключицы и мускулистые плечи. Она выглядела такой чужеродной в окружении старших девушек в черных балахонах и масках в виде черепа.
Они зажгли свечи и благовония. Читали нараспев на латыни, греческом и арамейском – причудливая малопонятная смесь языков; сейчас меня это поражает, но в то время мне казалось, что тени росли и активизировались, подчиняясь нашей оккультной власти. Это была великолепная бесконечная ночь; она могла бы продолжаться и три часа, и три дня. Когда мой лоб мазали козлиной кровью, она была свежей, растекалась по лицу и застывала на ресницах. Руки были связаны, и я не могла ее вытереть; просто сидела, пока по моим щекам текли алые слезы.
В ту ночь я, наконец, стала одной из них – девушкой из Дэллоуэя, девушкой из Годвина – наследницей тех ведьм, что заложили камни, на которых мы стоим.
В ту ночь я впервые пожалела, что магии не существует.
Я закрываю книгу заклинаний и кладу на место. Кажется, тьма вздыхает за моей спиной, когда я покидаю библиотеку: словно духи наблюдали, ждали, когда я уйду.
Я возвращаюсь в Годвин-хаус в тишине и одиночестве, особенно когда приходится подниматься на холм через лес. Окна в Годвине темные, зашторенные; у меня возникает странное ощущение, что его душу высосали через щели под неровными дверями.
Я не захожу внутрь. Вместо этого пробираюсь на задний двор и плечом открываю шаткую дверь в садовый сарай. Маленькое каменное сооружение погружено в тень, мрак в этом месте сгущается так, что становится почти осязаемым.
Я нахожу маски на прежнем месте – даже если я уезжала на целый год, даже если инициировавшие меня сестры закончили учебу, некоторые вещи никогда не меняются. Я присаживаюсь на утоптанный пол сарая и провожу пальцем по маске, по отверстию для рта; на полу вокруг меня валяются секаторы и совки, прикрывающие память о нашем сообществе.
Меня могли исключить из ковена Марджери, но Эллис – нет.
Когда я возвращаюсь в дом, то вижу, что Эллис обосновалась на кухне. Ее пишущая машинка стоит на столе с видом на лес позади Годвина, черты лица и страница освещены одинокой мерцающей свечой. Эллис оборачивается, когда я вхожу, и свет отбрасывает на ее лицо тени, как от витражных стекол.
– У меня есть идея, – говорю я ей.
Если Эллис хочет понять ведьм Дэллоуэя, если она хочет подтвердить, что магии не существует, сначала она должна стать одной из нас.
– Отличная идея, – сразу говорит Эллис, когда я рассказываю о ковене Марджери. Конечно, в первую очередь я делюсь с ней тем, как шабаш происходит в современности, среди девушек из нескольких домов Дэллоуэя, – но упоминаю также и о Пятерке ведьм, танцующих обнаженными, молящихся старым богиням вокруг огромных костров и собирающих магические травы. Рассказы об их магии сохранились в школе, несмотря на самые строгие меры, предпринятые администрацией.
И честное слово, меня больше не волнует, что скажет доктор Ортега. Легенда не лжет.
По крайней мере Эллис следует знать о ковене Марджери. Она должна понять, что может быть инициирована.