Она улыбается и снова склоняется над чашкой.

– Ладно, в последний раз. Это похоже на какую-то птицу… это знак опасной ситуации. Но также это может означать, что за тобой следят злые духи – я не уверена, какие именно. Может быть, призраки Пятерки из Дэллоуэя приходят, чтобы преследовать своего колдовского наследника?

Духи. Или дух, единственный. В этом доме я попыталась не обращать внимания на свое подавленное состояние, но после прошлой ночи… тот отпечаток на окне, сразу после того, как я осознала правду… слишком много совпадений. Я вновь ощущаю тот металлический привкус на моем языке.

Алекс вечно говорила, что я одержима Пятеркой из Дэллоуэя и магией в целом. Говорила, что я противоречу здравому смыслу. Что я сумасшедшая.

Но это совсем не так.

Некоторые вещи слишком мрачные, чтобы их можно было разглядеть или объяснить.

Должно быть, я заметно вздрагиваю, потому что Эллис захлопывает книгу и отодвигает чашку, столкнувшись с моим взглядом через стол.

– Не переживай, – говорю я с натянутой улыбкой, – я не испугалась какого-то намокшего…

Звон разбивающейся керамики такой громкий, что кажется выстрелом. Вскочив на ноги, дрожа, я таращусь в другой конец комнаты, где с каминной полки упал цветок, разбрасывая глиняные осколки и черную землю по паркету.

Это она. Я знала. Она не оставит меня в покое. Ни сейчас, ни впредь. Это она, это она…

Эти слова крутятся в моей голове, пульсируют в мозгу. Эллис отодвигает блюдце и наклоняется ко мне, ее распахнутые глаза серые, как холодная вода в пруду.

– Фелисити, – начинает она, потянувшись ко мне; я отшатываюсь.

– Это она, – задыхаюсь я. Я хочу прижать руку к лицу, но не осмеливаюсь закрыть глаза. Даже здесь, даже при Эллис, Алекс не оставит меня в покое. – Она никогда не будет… Она…

– Поговори со мной, Фелисити.

Я делаю глубокий резкий вдох, заставляю себя отвести взгляд от цветка. Его, должно быть, недавно поливали; темная жижа растекается по полу, пачкая бахрому ковра.

– Что происходит? – Эллис настойчива.

Я сажусь, но меня трясет так сильно, что Эллис, наверное, чувствует это, когда я опираюсь локтем на стол.

– Ничего, – отвечаю я, стараясь успокоиться.

Но Эллис почуяла кровь, мое мягкое подбрюшье обнажилось, и в этом смысле – да во всех смыслах – она акула, и никак иначе:

– Расскажи мне.

Я складываю руки на коленях, пряча их под кофейный столик. Дыхание обжигает мне затылок. Интересно, может ли Эллис видеть позади меня Алекс, чьи костлявые пальцы смыкаются на моем горле?

– Ты подумаешь, что я дура.

Эллис окидывает меня жестким неодобрительным взглядом:

– Никогда бы не подумала, что ты дура.

«Сейчас ты уже это сделала», – говорит голос в моей голове. Потому что слишком поздно. Я закрылась и создала этим для Эллис загадку. Мне придется что-то сказать, иначе она не оставит попытки развязать эти узлы – и если я подставлюсь Эллис во второй раз, боюсь, мне больше не удастся собрать себя воедино.

Я поморщилась:

– Это… – Давай начистоту. Хватит уклоняться, ты в тупике. – Ты веришь в призраков? – спрашиваю я. – Настоящих.

К ее чести, Эллис не смеется.

– Я уверена, что призраки – это всеобщий культурный феномен, – говорит Эллис. – Верю ли в них лично я, непринципиально; многие верят, возможно, они знают что-то, неизвестное мне.

Мне почти смешно. Реакция настолько характерна, это настолько Эллис, что ее я и ожидала.

Несмотря на все, что я прятала от Эллис, она от меня не скрывалась. Она – открытая книга.

– Как академично.

– Такая уж я, – говорит она. – Интеллектуалка широких взглядов.

Эллис по-прежнему смотрит настороженно, но страх уже перестал сжимать мои плечи, они опустились, руки расслабились.

– Не знаю. Может быть, мне все привиделось.

Эллис не отвечает. Она молча ждет, и я продолжаю говорить, чтобы заполнить эту тишину.

– Но… с тех пор, как я вернулась сюда, в Годвин-хаус… я чувствую, что она… Алекс… что она, возможно… – Боже. Нужно перестать увиливать. Необходимо облечь это явление в слова. Мне нужно назвать его, дать ему имя и уничтожить его власть надо мной. – Я считаю, что она меня преследует.

Взгляд Эллис метнулся к чашке, к налипшим чаинкам, сообщившим о смерти и предательстве. О моем, конечно, предательстве по отношению к Алекс.

– А почему бы и нет? – я продолжаю, понизив голос до шепота. – Призракам не нужен отдых. А она умерла, потому что я… Я бы тоже захотела отомстить.

– Ты думаешь, будто она считает, что ты ее убила, – говорит Эллис.

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю, что думает Алекс.

Но я знаю, что думают все остальные. Я читаю это во взглядах исподтишка, в тайных перешептываниях. Я помню, как Клара изобразила пальцами ножницы на вечеринке в Болейн. Прежде в моем затуманенном сознании была мысль, что они обвиняют меня в том, что я перерезала веревку. Сейчас я знаю – они вообще не поверили в мой рассказ.

Несколько бесконечных мгновений Эллис смотрит на меня, сузив глаза и сжав рот в тонкую линию. Я почти не сомневаюсь, что она откажется от своих вчерашних слов, скажет: «Действительно – ты и есть убийца», пустится в свойственные ей расспросы о том, почему я это сделала и как я себя при этом чувствовала. Как удобно для Эллис иметь настоящую убийцу прямо под боком, готовую наполнить яркими красками образ вымышленного ею психопата.

Но потом…

– Ладно, – говорит Эллис. – Хватит об этом. Ты будешь помогать мне с моим проектом.

– С каким проектом?

– С исследованием для моего романа, – говорит она. – Мне нужно как-то восстановить обстоятельства убийств в Дэллоуэе, поэтому я обдумывала, как бы это спланировать. Если я возьму их смерти в качестве вдохновения, смоделирую современную версию убийств так, как, считаю, они могли бы произойти, – если я пройду весь путь от начала до конца, – тогда я смогу об этом написать. А ты, – она приподнимает бровь, – поможешь мне.

В этот раз я все-таки смеюсь, но смех выходит лающим, похожим на кашель умирающего.

– Почему? – говорю я. – Потому что ты считаешь, я знаю нечто об убийствах людей?

Я ведь солгала ей, в конце концов. Я солгала, и воспоминания об этом все еще висят между нами, как дым, отравляющий наши легкие. Я умудрилась забыть слишком многое о той ночи с Алекс, и Эллис теперь об этом знает.

Что еще она, по ее мнению, знает обо мне?

О чем еще подозревает?

– Нет. – Эллис отодвигает чашку с блюдцем и снова наклоняется над столом, упираясь локтями в столешницу и устроив подбородок на сложенные кисти рук. – Потому что ты знаешь все, что только можно узнать, о Пятерке из Дэллоуэя. Потому что ты провела исследование по ним – ты четко выполнила домашнее задание. Не хочу показаться тебе прагматичной, но я бы хотела извлечь из этого выгоду.