– Не говори! – тут уже вскочил Сеня. – Даже не говори мне, что получается. Я, конечно, матерщинник и вообще, что называется, ничего святого, но то, что ты рассказала… Это я такому названия не придумаю. Это какое-то… Это какая-то… – Сеня запустил руки в волосы. – Это инцестопедогруппофилия. А-а-а!!!

– Сеня, сядь и успокойся! – властно прикрикнула на друга Соловецкая. – Кто-нибудь следит за нитью повествования? Хотя… У нас тут ночные посиделки под вискарик, всё можно… Так вот, днём ребёнок в слинге, ночью – в родительской кровати, питается исключительно грудным молоком, причём – по первому требованию и пока сам не откажется. В среднем – два-четыре года. Но бывает, что и до семи кормят. А то и до двенадцати. Некоторые собираются до армии. Или до замужества. От пола ребёнка зависит. Это в русских сёлах и прежде бывало, от голодухи. Много прежде. В общем, все сторонники и последователи этих сект стоят на позиции эдакого гнездования…

– Это уже не гнездование. Птица – та из гнезда вылетает без птенца. Червячков поискать… Снискать, так сказать, хлеб свой насущный. Кстати, откуда эти естественники берут хлеба насущные, если они по двадцать четыре часа вместе с птенцом кукуют?

– Ну, двадцать четыре часа – только мать. Так что отец вполне может себе полетать. И за хлебом заодно.

– Да какой мужик такое выдержит?

– А я думала, ты спросишь, почему все бабы дуры. Не все и выдерживают. «Благорожана» вообще считает, что отцы только вредят после рождения. Отцы вредят, а если что с ребёнком не так – виновата мать. «Благорожана» и «Люлька» – самые опасные из всех. Другие ещё хоть как-то с мозгом дружат. А эти – агрессивные, самоуверенные. И, подозреваю, нормальных счастливых и довольных женщин просто-напросто ненавидят. Хотя, надо признать, не матерятся, – Алёна Дмитриевна вздохнула, – всё у них сюсеньки-пусеньки, ребёночки-солнышки, какашечки-пузики, беременяшки-молитвочки. Твари! А если что – в кусты. Одна недавно своего ребёнка уморила с прямой трансляцией в Интернете. Они же ещё и в сообществах гнездятся. И прямо с ребёнком, примотанным слингом к сиське, из кровати в Сеть заходят. Сеть им почему-то неестественной не кажется, хотя у наших бабок такого счастья не было, – Алёна Дмитриевна скривилась. – Так вот, одна недавно в одно из этих тематических сектанских сообществ пост настрочила, где сообщила подельщицам, что малышка её посинела, грудь выплюнула, плачет, сопит и температурит. В общем, все симптомы пневмонии перечислила подробно. А они ей давай советы советовать в комментариях. Молитесь, дорогая мама, а там как бог даст. К врачу ни в коем случае – сразу начнут колоть богопротивные антибиотики и вообще прервут вашу эзотерическую связь отлучением от слинга. Это ж у них прям джедайский меч, а не просто удобная тряпка для переноски младенца. Слинг – сосредоточение эманаций посильнее сисечных. У них же, если кто из сообщниц, бывало, грудью не может кормить, по объективным причинам, – они на такую всей сворой и давай грызть. Гнойный мастит? Корми! Рак молочной железы? Корми! Детские смеси – адские смеси… Простите, понесло сивку-бурку по любимому полю. В общем, через четыре часа прямо вот так вот, on-line, малышка и загнулась. Что и понятно, при такой дыхательной недостаточности. Пневмония у новорождённых и младенцев – страшная штука. Если не лечить.

– И что? Ей ничего за это не будет?

– Скорее всего, нет. Даже наверняка ничего не будет. Средства массовой информации пошумели, что там дальше – не знаю. Кто-то их научил ещё и на участкового педиатра в суд подать, мол, патронаж на дому недостаточно осуществлял. А то, что они ему дверь не открывали, – дело десятое. Адвокат научит. Не двери не открывали, а гуляли. Что ж он, петрушка, приходит каждый день именно тогда, когда мама с малышом на прогулке! Педиатру, конечно, тоже ничего не будет, кроме нервов. Никому ничего не будет. А девочка умерла. От пневмонии. В начале второго десятилетия двадцать первого века, – Соловецкая глубоко вздохнула. – А ты, Сева, говоришь, что инфантицид отменили почти тысячелетие назад. И бабы дохнут. На дому, на диванах, в ваннах. Недавно в Новосибирске одну нашли. Совсем сама рожала. Ну полные соло-роды! Так в кровавой ванне и нашли. И ребёнок на полу себе лежит. Живой, отходили. Хорошо недолго. Мамаша покойницы разволновалась. Знала, что у чокнутой дочурки такая идея – дома рожать. Жили отдельно. Каждый день звонила отговаривать. Дочь трубку бросала. А в тот день даже не взяла. Мать через пару часов к ней – не открывает. Мать поколотила-поколотила в двери, да и вызвала милицию. Милиция поначалу на мать нашумела. Та им поплакалась, рассказала, что у дочери на сносях – ни мужа, ни ума. Менты соседей в понятые – и дверь выломали. А там… Роженица уже окоченевает в стылой водичке, а новорождённый на старом прабабушкином грязном битом кафеле отдыхает, зато – безо всякой внутрибольничной инфекции. Мамаша поплакала, малыша в больницу увезли, тело – в морг. И всё. Преступление в отношении новоявленного крохотного человека есть, а виновных уже нет. Преступница самостоятельно привела в исполнение высшую меру наказания. Каждый сам себе идиот. Я бы на месте Минсоцздрава разрешила, к такой-то матери, роды на дому. Хочешь что-то развалить? Организуй и возглавь! В роддомах – палаты специальные – естественные – вагонкой обшитые, мухи летают, птички чирикают, говнецо там-сям по углам разбросано для натуральности… Всё надёжнее. Хоть «Скорые» наши многострадальные, откатами по тендерам донельзя усушенные, не мучить, когда припрёт кого под летальный исход себя подвести…

– Так, вы тут мне за всё человечество страдать собрались?! – рявкнул Северный. – Уже один парень постарался две тысячи с лишним лет назад. Как видите, не помогло. А он именно для того и рождён был и специально этому делу обучен. Да не кем-нибудь, а прямо самим ректором Академии Мироздания…

– Стой! – вдруг заорал Семён Петрович, хотя никто никуда не бежал. А сам как раз сорвался с лоджии, проскакал через помещение и скрылся из квартиры, хлопнув дверью.

– Что это было? – Алёна Дмитриевна посмотрела на Северного. – Неужели он нас покинул? – она подошла к нему и обняла за шею. – Мне с тобой очень хорошо. Не хочется уходить…

– Насколько я знаю нашего друга, – Всеволод Алексеевич прижался лицом к её плечу, – он так просто нас не оставит. Наверняка что-то забыл в машине… И мне с тобой… Не уходи!

Алёна отстранилась и снова стала чуть-чуть насмешливой.

– Сейчас не уйду. Утром уйду. Да и тебе на работу.

– Я могу и не ходить. У меня репутация иногда может вместо меня на работу ходить.

Она молча села на Сенино место, вытянула ноги, полюбовалась ими и прикурила сигарету.

Он тоже молчал.

– Мы с тобой два дня знакомы.

– Мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

– Не горячись. К тому же меня не одобрит твоя матушка.

– Меня это волнует в самую последнюю очередь. Я уже взрослый мальчик.

– Я бы даже сказала, слишком взрослый.

– Так вышло.

– Ещё скажи, что ты всю жизнь меня ждал.

– Не скажу. Я никого не ждал.