Цирюльник оторвался от инструментов, которые как раз мыл.

— Конечно, сейчас не очень много дел. А что вам там нужно?

- Сегодня судьи к открытию Михайловской сессии[3]торжественной процессией переезжают в Вестминстерский дворец.

— Вы все еще беспокоитесь о лорде?

— Большая толпа людей всегда представляет опасность. Я предпочитаю быть поблизости, на всякий случай.

— Охотно составлю вам компанию, — сказал Ален, обрадовавшись смене занятия.

— В котором часу вчера пришла леди Сент-Клер? — спросил Иеремия по дороге.

— Незадолго до обеда, насколько я помню. Вскоре после вашего ухода.

— Вы беседовали, как обычно?

— Я не мог. Я был занят с клиентом и отправил ее наверх, к вам в комнату. А почему вы спрашиваете?

— Когда я уходил, в моей комнате оставался Бреандан. А когда вернулся, рядом с ним за столом сидела леди Сент-Клер. Получается, она несколько часов учила его писать.

— Должен признаться, меня удивило, что она так долго не показывается... и что она так рано пришла.

— Скорее всего она пришла не из-за меня. Мне кажется, ее так потрясло ужасное состояние Бреандана, что она хочет вознаградить его за страдания. Честно говоря, я уже сомневался, хватит ли ему выдержки и дисциплины для учебы. Но леди Сент-Клер удалось внушить ему веру в себя. Своим удивительно тонким чутьем она поняла, как важно для нашего гордого ирландца уметь писать свое имя, хотя бы и латинскими буквами. При моем стремлении к совершенству такая мысль не пришла мне в голову.

— Судя по всему, она втюрилась в этого неотесанного мужлана, — засмеялся Ален. — Может быть, ему повезет и она возьмет его в слуги.

— Мне кажется, он не создан быть слугой. Он сам себе хозяин. Ему так трудно сблизиться с людьми. Интересно только, как ему удалось так долго продержаться в армии с ее строгой иерархией?

Как и любое торжество, судейская процессия привлекла разношерстную толпу зевак. Более состоятельные зрители снимали балконы, чтобы любоваться процессией сверху, но основная масса толпилась по обе стороны улицы. Гвардейцы удерживали центральную ее часть свободной, но они ничего не могли поделать с ловкими пальцами карманных воришек.

Иеремия и Ален протиснулись сквозь толпу в первый ряд. Вдруг цирюльник услышал свое имя и в удивлении обернулся. Недалеко локтями освобождала себе пространство Гвинет Блаундель. На ней был черный лиф, подпиравший роскошную грудь, и голубая юбка с нарядным белым фартуком. Густые каштановые волосы выбивались из-под облегающего чепца и мелкими локонами спускались на плечи. Темные глаза, как всегда, горели в предвкушении удовольствия.

— Мастер Риджуэй, вы тоже здесь? — официально спросила она, заметив, что Ален не один.

— Да, мы хотим посмотреть процессию. А вы, моя дорогая? Вы одна?

— Да, моего супруга, к сожалению, не вытащишь развлечься.

— Мне всегда было интересно, как это женщина такого сангвинического темперамента, как вы, вышла замуж за скучного мастера Блаунделя.

— Ну, я овдовела, он тоже. Он искал женщину, которая вела бы его хозяйство, а я — стабильного достатка.

В ожидании процессии Гвинет придвинулась своими округлыми бедрами к Алену. Цирюльник взглядом призвал ее к осторожности, хотя видел, что Иеремия наблюдает за толпой и не смотрит на них.

Внимание священника привлекли два сорванца лет одиннадцати-двенадцати. Сначала он принял их за карманных воришек, высматривающих, кого легче обокрасть. Но в конце концов их поведение показалось ему таким странным, что он уже не спускал с них глаз. Мальчишки постоянно перебирались с места на место. Маленьким и ловким подросткам не составляло никакого труда протискиваться между взрослыми, то и дело задевая при этом чьи-то кошельки, но они их не интересовали. Нет, они не были карманниками, хотя потрепанная одежда и наводила на эту мысль. Мальчишки все время озирались, будто кого-то искали или чего-то ждали.

Пока Иеремия наблюдал за ними, шум толпы возвестил о приближении процессии. Впереди верхом ехал лорд-канцлер с Большой печатью. За ним, также верхом, следовали королевские адвокаты и судьи. Кое-кто постарше предпочел бы, конечно, нарушить традицию и воспользоваться экипажем. Эти люди обычно не ездили верхом, и далеко не у всех были верховые лошади, поэтому для каждой церемонии открытия новой судебной сессии конюшие нанимали лошадей. При недостаточной сноровке, когда чужое животное проявляло свой нрав, служителям Фемиды частенько приходилось туго.

Сэру Орландо Трелонею тоже пришлось нанять коня. И хотя он был хорошим наездником, ему оказалось довольно трудно удерживать вороного коня, судя по всему, не знавшего, что такое толпа, и, казалось, только и ждавшего удобного случая, чтобы понести вместе с седоком. Про себя судья ругал конюшего, опять не нашедшего ничего получше. Все его внимание поглощали попытки заставить коня идти шагом, а тот постоянно вскидывал голову и пытался дернуться в сторону, но Трелоней силой выравнивал его. Скоро из-под черной попоны на спине коня показался пот, а на губах выступила пена.

Судья Твисден, ехавший рядом с сэром Орландо, то и дело бросал на нервную лошадь соседа беспокойные взгляды.

— Прошу вас, брат, держитесь от меня подальше! — умолял Твисден. — Вы знаете, я скверный наездник. А мне бы хотелось живым и здоровым добраться до Вестминстерского дворца.

Иеремия вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть приближающуюся процессию. Судьи в длинных париках и алых, отороченных мехом плащах представляли собой величественное зрелище. Увидев сэра Орландо, Иеремия нашел глазами мальчишек, они завороженно смотрели на всадников. Затем они пробрались вперед, опередив процессию на несколько ярдов, и перебежали на другую сторону улицы, ту, к которой Трелоней был ближе.

С растущим беспокойством Иеремия окликнул Алена:

— Вы видите тех мальчишек? Они что-то замышляют!

Друзья начали протискиваться через толпу, за ними увязалась и Гвинет Блаундель. Но теперь люди стояли плотно и упорно отказывались их пропускать, и друзьям не удалось догнать мальчишек до того, как их разделила процессия. Взгляд Иеремии перебегал с Трелонея на мальчишек. Когда процессия поравнялась с ними, у одного из них вдруг оказалась в руке рогатка. Иеремия набрал воздуха, чтобы предупредить сэра Орландо об опасности, но было уже поздно.

Камень ударился в коня Трелонея, тот заржал и встал на дыбы. Пытаясь сохранить самообладание, судья всем телом навалился вперед, стараясь опуститься вместе с животным, но тщетно. Испуганный конь резко подался в сторону и толкнул лошадь судьи Твисдена, который в испуге отпустил поводья и обеими руками вцепился в седло. Его лошадь развернулась и задними ногами брыкнула коня Трелонея. Сэр Орландо почувствовал удар, сотрясший мощное тело под ним... Как молния, у него пронеслось в голове, что надо спрыгнуть, но он не успел. Его как будто затянуло в воронку.