А дальше, за их спинами, тар Арауф развлекал разговором Эдхара. Тари Арауф, улыбаясь во все свои зубы Дариону и что-то ему рассказывая, ненавязчиво выпихивала вперёд себя свою дочь. Белегеста же, мило краснела и строила глазки. Глядя на Дариона можно было подумать, что он не замечает всех манипуляций матери, сосредоточив всё своё внимание на ней. Но, видимо, я ошибалась, потому что он, почувствовав мой взгляд, стал поворачивать голову в нашу сторону. Испугавшись непонятно чего, я уставилась на Кирита и стала помогать ему закрывать оружие в ларец, положив его на подарочный столик. Моё сердечко билось и трепыхалось как у испуганной птички. Вот почему мне хочется, чтобы он смотрел на меня и очень страшно от того, что посмотрит?

Наконец с получением подарков было покончено и мы переместились за стол. Каждое блюдо выглядело как произведение искусства. Такого я ещё не пробовала: и цвет, и вкус, и запах – всё было необычным. Но всё было лакомо и каждый отдал дань этим шедеврам. По мере насыщения стали завязываться разговоры. Вначале о погоде, потом вспомнили какого-то эльфийского кутюрье, собирающегося проездом посетить Контиол и соответственно Тарен, в следующем месяце. Поинтересовались у тари Селестин, так же ли она собирается ехать на море, как и раньше. После этого разговор плавно перешёл на «путешествия» Эдхара и я с мальчишками навострила ушки.

Но кто бы дал детям возможность послушать взрослые разговоры, нам благосклонно «разрешили» выйти из-за стола.

Только лишь когда мы спустились в сад, я заметила, что Намир то краснеет, то бледнеет. Захотелось побиться головой о стену. Он же влюблён, а я забыла. Надо помочь брату.

– Филес, отвлеки чем-нибудь Белегесту, – прошептала я ему на ухо и потащила в сторону Намира.

– Ты озаботился букетом?

– Да, сейчас принесут. А вдруг она откажется? – в панике смотрел на меня брат, нервно одергивая и поправляя одежду. Надо было срочно его успокоить.

– Возьми себя в руки и ничего не бойся. Если она умная и добрая, то пойдёт с тобой погулять, а если дура, то нам такая не нужна. А теперь: вдох – выдох, вдох – выдох, спокойно и размеренно, – Намир вытаращил на меня глаза, как на умалишенную. – Ну что ты так смотришь? Делай, как говорят! – от избытка чувств, притопнула ножкой и он послушался. Было невооруженным глазом видно, как успокаивался и овладевал собой брат. По крайней мере, у него перестали дрожать руки и цвет лица больше не менялся.

В это время молоденькая служанка, закрывая юбкой букет, передала его брату. Он снова переменился в лице, став зелёным. Его опять явно потряхивало. Я закатила глаза: да что же это такое? И ладно бы девочка была нормальная, а то какая-то фифа. И ведь брат не поймет, для него она самая лучшая на свете.

– Ну же, возьми себя в руки. Вспомни, что ты принц, а она просто девочка. Вперёд! – и подтолкнула его, оттирая в сторону Фильку.

Отойдя за кусты и немного потопав по дорожке, мы тихо вернулись назад. Любопытство – это не порок, мы просто волнуемся за друга. Нам всё хорошо было видно, но совсем ничего не слышно. Мы видели, как Намир протягивает ей букет и краснея что-то говорит. Белегеста, даже не делая попытки принять цветы, кривя свои красивые губки, что-то отвечает брату и отрицательно поводит головой. Потом добавляет что-то ещё и уходит по тропинке, а поникший Намир, с букетом в опущенных руках, остаётся один.

Мы выскочили из-за кустов и бросились к брату:

– Ну, что она сказала?

Он выронил букет и что-то хотел ответить, но у него ничего не получилось. Я чувствовала боль брата, как свою и поняв, что сейчас будет очень плохо, повернулась к Фильке:

– Быстро на кухню. Пусть дают то, что мы просили с собой на пикник, – отослала его, а сама обняла Намира и только и успевала повторять: – Тише, тише, всё хорошо. Всё в порядке. Мы с Филькой с тобой, а это самое главное. Мы любим тебя. Ты самый лучший!

Брат вернулся буквально мгновенно, тягая за собой корзину.

– Идём к озеру, – сказала и потащила за собой Намира. Сейчас с ним можно было делать что угодно. Он был безразличен и практически не реагировал ни на что.

Филька с корзиной еле успевал за нами. Туда мы добрались в рекордные сроки. Пока я гладила Намира по голове Филька успел достать плед и разложить его на траве. Туда же выложил тарелки, фужеры, бутылку с водой, малюсенькие пирожки и фрукты.

Мы с Филей отпаивали и откармливали брата, давая ему заесть первую горечь поражения на любовном фронте. Я жалела только о том, что нет водки. Ну, во-первых: он ребенок, а во-вторых: её все же не было. Ему бы хватило маленькой рюмки, чтобы отпустило. Поэтому мы прыгали вокруг Намира как бешеные белки и каких только слов не находили для его утешения.

Понемногу брат стал оттаивать и прислушиваться к нам. Но как бы мы не выпытывали у него, что же Белегеста говорила, брат так ничего нам и не рассказал. В моих глазах он вырос и из мальчика превратился в мужчину. Никогда не любила парней, перемывающих косточки девчонкам, а уж любимым – тем более.

От кого от первого прозвучали слова, что ей надо отомстить – не знаю. Может от меня? Уж слишком больно мне было за брата. До такой степени больно, что хотелось эту напыщенную дуру оттаскать за её волосенки. Нет, я даже в детстве никогда не дралась. Парни всегда оберегали  меня, хотя приемы самообороны пытались показывать и научить ими пользоваться. Да и у меня самой никогда не было желания влезать в разборки. А сейчас откуда только вылезла кровожадность – не знаю.

Со всей страстью к проказам мы долго ломали голову, что же сделать. Хотя Намир и не хотел принимать участия в этом безобразии, мы его уломали. Да против меня, с моим опытом уговаривания кого угодно и на что угодно, у него вообще не было шанса. Согласился как миленький и даже не понял, что это не его желание.

Сошлись на том, что надо ей подложить в постель криушу. Со всем пылом отвергнутой души, Намир выловил самую огромную. Чтобы не сбежала, запихнули её в плетёный туесок, в котором до этого лежали пирожки. Быстро собрались, привели себя в порядок и пошли назад.

Корзинку Филес понёс на кухню, а мы направились ко мне в комнату. Горничная дожидалась меня, раскладывая подарки. Кукла стояла в открытой коробке недалеко от окна. Меня передёрнуло, ну не нравится мне она. Я тут спать собираюсь, а она на меня всю ночь таращиться будет!

– Хизра, а можно тебя попросить? – я заискивающе посмотрела ей в глаза.

– Смотря о чём, тари, – прервала она свои дела.

В это время в комнату влетел Филес с заговорщицким видом, а я продолжила:

– Мне эта игрушка совсем не нравится. Я её боюсь. Можно её убрать из моей комнаты куда-нибудь в чулан, подальше? Но так, чтобы никто не знал об этом?

Она задумалась, внимательно разглядывая коробку и что-то прикидывая.

– Мне понадобится помощь. Я сама не смогу её дотащить. Можно мне позвать того, кто поможет и будет молчать?

Мы переглянулись с ребятами. Получив от них одобрение, я согласилась на ещё одного свидетеля моего страха. Хизра ушла за помощником, а ребята подошли к игрушке, разглядывая её.