– Вот тут-то моего русского и не хватило. Я учу его по интернет-курсу МИ-6, но до нормального уровня еще очень далеко. Поэтому Ричард свел меня с парнем по имени Сим Хендерсон, он знает русский и служит следователем в отделе по борьбе с экономической преступностью Лондонского Сити. И Сим рассказал, что в России для ведения военных действий за рубежом прибегают к услугам chastnyh voennih companiy, или ЧВК. Они работают официально, но благодаря им всегда можно отрицать собственную причастность. По российской конституции, привлечение ЧВК возможно только с одобрения верхней палаты парламента. Но есть один интересный момент. Если компания зарегистрирована за границей, то Россия, ее парламент юридически как бы не при делах.

– А ты говоришь, что та «дочка» – как она там называется – зарегистрирована на Британских Виргинских островах? – уточняет Ева.

– Именно.

– То есть, с одной стороны, у тебя есть официальная компания с оборотом…

– Сто семьдесят миллионов долларов плюс-минус. Эта СФГ чем только ни занимается – от охраны больниц, аэропортов и газопроводов до военного инструктажа.

– Все прозрачно и открыто?

– В целом – да. В смысле, надо понимать, что мы говорим о России, поэтому они почти наверняка, чтобы оставаться в бизнесе, платят жирный процент Кремлю, но… да.

– А тем временем не вполне официальная, зарегистрированная за рубежом «дочка»…

– СФ12.

– СФ12, да, идет, насвистывая, своей дорожкой и обделывает свои делишки.

– Именно. И неважно, что за теневое дерьмо эти делишки.

Макс Линдер распорядился, чтобы женский персонал, обслуживающий столики, в течение всего мероприятия носил форму бунд дойчер медель, организации типа гитлерюгенда, но для девушек. Поэтому на Вилланель сейчас синяя юбка, белая блузка с короткими рукавами и черный галстук-платок с кожаным фиксатором. Ее волосы, не успевшие высохнуть после чуть теплого душа, собраны в короткую тонкую косичку. Она держит круглый поднос с коктейлями.

В обеденном зале за единственным длинным столом сидят около двадцати гостей. Кроме тех, с кем Вилланель сюда летела, она узнает еще нескольких видных деятелей из Скандинавии, Сербии, Словении и России. Большинство из них вполне прониклись духом мероприятия. Начищенные до блеска сапоги, поперечные ремни, кинжалы на поясе. К светлым волосам Магали Ле Мёр, уложенным в высокую прическу, пришпилена пилотка, а на Сайласе Орр-Хадоу – ледерхозе[37] и белые гольфы.

– Что у нас здесь, фрейлейн?

Ее улыбка становится напряженной. Это Ричард Баггот в броском твидовом костюме.

– Коктейли, сэр. «Сионист», «Снежинка»[38], а это «Злобная феминистка».

– Какой у него состав?

– В основном мятный ликер и «Фернет-Бранка»[39].

– А почему называется «Злобная феминистка»?

– Наверное, потому что его с трудом перевариваешь.

Он заходится в хохоте.

– А ты, гляжу, острая штучка. Как тебя зовут?

– Виолетта, сэр.

– Надо полагать, ты не феминистка, Виолетта?

– Нет, сэр.

– Рад слышать. А теперь покажи мне, пожалуйста, где здесь можно взять приличного пива. Ведь мы же, в конце концов, в долбаной Германии.

– Вон там, сэр. И для справки, сэр: пока не наступил Четвертый рейх, мы в долбаной Австрии.

Баггот с озадаченной улыбкой удаляется, и в этот момент под громкие возгласы и аплодисменты в обеденный зал входит Макс Линдер. Вилланель впервые живьем видит человека, которого предстоит убить, и потому вглядывается в него долго и пристально. Элегантный вид: баварский традиционный жакет с высокой застежкой, платиново-светлая челка, блестящая в направленном свете люстр, – он больше похож не на политика, а, скорее, на члена профашистского бойз-бэнда. Улыбка обнажает ортодонтически безупречные зубы, но все-таки в ней заметна некая патология. Что-то в форме губ наводит на мысль о жажде экстрима.

Гости рассаживаются, Линдер занимает место во главе стола. По мере того как сменяются блюда: омары «термидор», жареный кабан с можжевельником, блинчики «Сюзетт Фламбе», сыры дахштейнер и бергкезе, – Вилланель вместе с другими женщинами из прислуги разливает вина и напитки покрепче. По ходу дела она ловит обрывки разговоров. Макс Линдер сидит рядом с Инкой Ярви, но в основном беседует не с ней, а через ее голову с Тоддом Стэнтоном.

– Можете гарантировать результат? – спрашивает он у Стэнтона.

У американца горят щеки, он допивает из гравированного хрустального бокала рислинг «Шлосс Гобельсбург» и жестом велит Вилланель подлить еще.

– Слушай, Макс, в Австрии живет восемь и три четверти миллиона человек. Из них четыре и три четверти миллиона пользуются одной и той же социальной медиаплатформой. Проанализируйте ее и узнаете об этих тупых ублюдках больше, чем знают они сами.

– А стоимость? – вмешивается Инка Ярви, когда Вилланель подливает Стэнтону.

– Ну… – начинает Стэнтон, но тут с другого конца комнаты Вилланель подзывает Биргит и приказывает ей работать на церемонии, которая состоится перед отелем после ужина.

– Что мне нужно будет делать?

– Ты к кому обращаешься, Виолетта?

– Извините. Что мне нужно будет делать, Биргит?

– Увидишь. Жди в вестибюле после ужина.

– Конечно, Биргит. А где тут служебный туалет? Мне надо…

– Надо было думать об этом заранее. Возвращайся к гостям.

– Биргит, я терплю уже полтора часа.

– Мне это не интересно. Прояви выдержку.

Вилланель окидывает ее внимательным взглядом, потом медленно поворачивается и возвращается на свое место. Щеки Стэнтона к этому моменту уже полыхают лиловым, а сам он по-прежнему беседует с Линдером через голову Инки Ярви.

– …Я говорю, чувак, подумай об этом. Мюзикл по «Протоколам сионских мудрецов». Назови мне хоть одну гребаную причину, почему это плохо.

Ева едет домой и пытается собраться с мыслями, но из-за жирного мужика, благоухающего мокрыми волосами и пивом, ей приходится буквально вдавливаться в окно автобуса. За ним в полосках дождя и подсвеченной дымке проплывают пейзажи – метро Уоррен-стрит, перекресток на Юстон-роуд, они настолько хорошо знакомы, что Ева их почти не видит. Она оставила Билли инструкции раскопать все, что можно, о Ринате Евтухе и поискать в самых темных закутках киберпространства любые упоминания о Вилланель. Настроение у нее приподнятое. Какое счастье вернуться! Венеция уже превратилась в сон, а сейчас она едет домой к Нико. И к козам.