— Женщины заботятся о детях. Мужчины, нет. Это проверено жизнью. Ты просто злишься, потому что я заставила тебя потерять свой драгоценный контроль над собой.

Такой довод заставил его замолчать, но на мгновение.

— Я провожу тебя домой. — Он отступил, чтобы надеть сапоги.

Боже, думала она про себя, наблюдая за ним сквозь полуопущенные ресницы и заканчивая одеваться. После того, что случилось сегодня, она не могла продолжать притворяться и делать вид, что она — это два разных человека. И что они с Дунстаном ничего не значат друг для друга.

Возможно, он думал так же.

Мужчины воспринимают секс как простой физиологический акт, точно так же, как потребность в еде.

Раздраженная мыслью, что она не больше чем средство для утоления голода возбужденного самца, и рассердившись, что Дунстан отказывается признавать, кто она в действительности, Лейла обернулась. Он все еще стоял к ней спиной. Зажмурившись, она толкнула его обеими руками в водоем.

— Ты грубый фанатик, Дунстан Ивес! Попробуй хоть раз в жизни посмотреть дальше своего проклятого носа.

Не слушая его протестующие возгласы, она вылезла из пещеры.

Мокрый с головы до ног, Дунстан поскакал на своем коне вслед за отчаянной женщиной и проследил, как она скрылась из виду за дверью маслодельни, принадлежащей поместью, при этом ни разу не дала понять, что знает о его присутствии.

Ее исчезновение оставило зияющее отверстие в ночи.

Проклятье!

Прислонившись к шее животного, Дунстан смотрел на огни большого дома, наблюдая, как погас свет на кухне на первом этаже и появился в окнах на втором.

Она сказала, что могла быть собой только с ним. Кто же она в таком случае? Светловолосая ведьма, которая господствовала в обществе и управляла этим хозяйством? Или черноволосая деревенская девушка, которая бегала по полям и умоляла его спасти жизнь крольчат?

Или та, или другая?

Дунстан дрожал от холода, хотя его состояние не имело никакого отношения к мокрой одежде.

Наблюдая за промелькнувшим в окне знакомым женским силуэтом, он с ужасом убедился, что она оказалась права. Он был фанатиком. Неприязнь к высшему свету ослепила его, не давала увидеть правду. Он терпеть не мог аристократов из-за пренебрежения к ним, возникшего еще в детстве к своему отцу и сейчас к таким испорченным мужчинам, как Викхам. Он терпеть не мог аристократок из-за предательства Силии и ее отвратительных друзей.

Дунстан причислял к ним леди Лейлу по тем же причинам, и еще потому, что Малколмы были неконтролируемыми и непредсказуемыми.

Если умная, храбрая леди, которая наняла его, была действительно деревенской девушкой, показавшей ему истинное значение удовольствия, то он отрицал истину из предубеждения.

Дунстан гордился тем, что был ученым, без предрассудков, и знал все об окружающей его среде. Вероятность же, что он мог быть настолько слеп, ужасала его.

Стройная фигура, зажигающая свечу в окне наверху, задержала его взгляд. Теперь он не будет слепцом и попытается выяснить правду, даже если она уничтожит его.

Дунстан направил коня к дому. Он быстро переоделся в сухую одежду.

Научное наблюдение требовало, чтобы все теории были подтверждены из как можно больших источников. Прежде чем решить, как поступить дальше, Дунстан вернулся назад к особняку, поднялся по парадной лестнице и справился о виконте.

Стейнс казался удивленным его приходом, но обрадовался неожиданной компании.

Он пригласил Дунстана в прокуренную библиотеку и предложил бренди.

— Я уезжаю в Бат утром. У вас есть для меня новости?

— Мы посеяли пшеницу, — объявил он с таким видом, словно каждый день докладывал племяннику.

Стейнс поморщился.

— Я возьму с вас слово, что вы сделаете все необходимое.

— Пшеница — первый пункт моего плана. В следующем году мы посадим турнепс. Вместо того чтобы распродавать ягнят, мы сможем прокормить их корнеплодами всю зиму.

— Какой прок от того, что мы будем держать этих вонючих существ? — Виконт недовольно заерзал на своем стуле. — Я предпочитаю продать их и потратить деньги.

Терпение не входило в достоинства Дунстана, но он придержал язык и попытался напомнить себе, что у него есть сын, о котором нужно заботиться, и сыщик, которому нужно платить. И прежде, чем он окончательно скомпрометирует себя, необходимо было заручиться поддержкой подростка.

— Вы заработаете гораздо больше денег на ежегодном производстве шерсти, — объяснил он мальчику. — Главная цель заключается в том, чтобы вернуть свои вложения с большой прибылью.

Наконец виконт проявил заинтересованность:

— Турнепс стоит дешево, ягнята бесплатные, а производство шерсти приносит больший доход, чем баранина?

— В том-то и суть. — Сейчас не было смысла обсуждать детали о затрате рабочей силы и расходах. В первую очередь виконта необходимо заинтересовать. Дунстан нуждался в поддержке мальчика на случай, если леди выйдет замуж. Мысль о ее возможном замужестве приводила его в дрожь, и он старательно убеждал себя, что это всего лишь из опасения потерять турнепс.

— Каждый год я стану обрабатывать все новые и новые поля, — продолжил Дунстан. — Моя система себя оправдает. Если только не произойдут какие-нибудь природные катаклизмы, вы получите огромную прибыль.

— Природные катаклизмы или розы Лейлы, — жаловался Стейнс. — Я желаю, чтобы вы избавили меня от них. Мой единственный доход — это поместье.

Это было открытием, которое ему так хотелось услышать. Расслабившись в роскошном кожаном кресле, Дунстан потирал ножку бокала с бренди и тщательно обдумывал вопрос.

— Вы хотите, чтобы я избавил вас от Лили или роз?

— Лили? — Стейнс уставился на него в недоумении. — Она позволяет вам называть себя Лили? Только сестры зовут ее так.

Дунстан осушил бокал с бренди, надеясь, что алкоголь, обжигающий пустой желудок, лишит его чувствительности. Волна гнева затуманила сознание. Его обманули. Теперь необходимо было только проверить цвет волос женщины, которая находилась сейчас в комнате на втором, этаже, чтобы утвердиться в своей собственной глупости.

Лейла стояла на балконе своей комнаты и наблюдала, как гаснут последние огни на первом этаже. Даже слуги легли спать. Она слышала, как около часа назад уехал Дунстан.

Как сильно она рисковала? Догадался ли он, наконец, кто она на самом деле? Или просто решил, что Лили просто доступная деревенская девица?

Если уж такой умный и рассудительный человек, как Дунстан Ивес, не разглядел ее сути, то кто тогда сможет? Она очень хотела, чтобы ее приняли и поняли, чего не могло сделать даже ее семейство. Она была не только «черноволосой Малколм», или «неодаренной Лили», или «очаровательной леди Лейлой». Она была женщиной с потребностями и желаниями — женщиной, которой очень хотелось, чтобы ее обнимал любимый мужчина, который бы прислушивался к ней и уважал ее. Неужели это невозможно?