и бросил в нее подушкой. А она в него. Ну как обычно.

* * *

Зачет Элли сдала блестяще, Мика умудрился выкружить тройку «автоматом». В субботу она рано утром поехала в клинику, а он к обеду ушел репать.

Репетиция прошла бодро: Мика и Слава за месяц отшлифовали пять динамичных композиций и были вполне довольны тем звучанием, которого им удалось добиться совместными усилиями. Мика предложил Славе пару старых песен из их с Элли репертуара, и Славе они понравились. Так что Мика предвкушал, как удивится Элли, услышав знакомые вещи.

Когда Мика вернулся с репетиции в десятом часу вечера, он рассчитывал застать сестру дома. С улицы он увидел, что света нет, и позвонил ей, но она не ответила.

Написал сообщение: «Ты где, встретить тебя?»

Ноль реакции.

Дверь в квартиру не была закрыта на ключ. Мика зашел и включил свет. Элли лежала на диване и от внезапного яркого света даже не поморщилась.

– Я тебе звонил и писал, – сказал Мика.

– На беззвучке, – ответила она.

– Чай? – спросил Мика.

– Можно, – прошелестело в ответ.

Когда Элли такая тихая… Странная…

«Впрочем, пойдем пить чай и выясним», – решил Мика и поставил чайник.

Элли пришла и села напротив. Она была похожа на тень, бледная, с красными опухшими веками.

– Как твой первый рабочий день? – поинтересовался Мика. – Чем занималась?

– Нормально, определяла антропометрические показатели, меняла белье, подавала судно, опорожняла мочеприемники, – перечислила Элли.

– Увлекательно, – поддержал беседу Мика, – а как же подача грелки и постановка компрессов? Раздача лекарств и кормление больных? Они имели место быть?

– Влажная уборка палат и коридора были, – ответила Элли, – и знаешь, что?

– Что? – переспросил Мика.

– Там в одной из палат отец Стаса лежит, – сказала она.

– Кто такой Стас? – не сразу понял Мика.

Элли подняла бровь, смотрела ему прямо в глаза и молчала.

– Стас – сосед? – у Мики невольно сжались кулаки. – И там… его отец-педофил? Ты уверена? Его не могли выпустить из тюрьмы, Эл! Как они все оказались здесь, в Топольках?

– Понятия не имею. Но это точно он, – ровным голосом ответила Элли. – И я его убью.

– Ну да, конечно, ты его уничтожишь своей бешеной энергией, – усмехнулся Мика. – Во-первых, я не верю, что там именно он. Того мужика посадили пожизненно за изнасилование и убийство, ты забыла?

– Вот именно, посадили пожизненно, но он сейчас в психиатрической клинике, Мика! – почти кричала Элли. – Он в закрытой палате, но не в тюрьме! Как он это провернул?! Ведь он… он может сбежать! И снова кого-нибудь убить! Он меня убьет в первую очередь, понимаешь? Он придуривается, что болен, как ему удалось, черт возьми?!

– Эл, тебе надо успокоиться, – сказал Мика. – Надо проверить, узнать. Может, просто очень похожий человек? Может, ты обозналась?

– Ты прав! – ухватилась за эту мысль Элли. – Ты прав, у меня крыша поехала. Надо карту посмотреть и проверить, да. Ведь я даже не посмотрела его имя и фамилию.

– Я пойду с тобой завтра, – сказал Мика.

– Спасибо, братишка, но не получится. Там по пропускам вход. И по паспорту к пациенту, если установлена степень родства, – вздохнула Элли. – Не переживай, я справлюсь с этим. Все будет хорошо. Только вот, знаешь… Если там вдруг будет Стас…

– То его убью я, – закончил предложение Мика.

Элли грустно засмеялась.

– Надо же быть такой дурой, да?

– Любовь зла, – сказал Мика.

– Как можно быть такой идиоткой, как я? Чтобы любить того, кого надо бы ненавидеть. Или хотя бы относиться равнодушно. Надо же быть такой извращенкой, простите, – Элли закрыла лицо ладонями.

– Прощаю. Забыла бы ты его уже, а? А то я тебя со Славкой знакомить не буду, – пригрозил Мика.

– Я хочу, очень хочу перестать вспоминать о нем, – сказала Элли. – Или хотя бы перестать вспоминать о том, как он целуется, и…

– Избавь меня от подробностей, Эл, – попросил Мика, которому невыносима была сама мысль о том, что этот тип вообще к ней прикасался.

– Да, прости, все, все, заткнулась, – махнула рукой Элли.

* * *

Весь следующий день Мика не мог думать ни о чем, кроме того, что сестра в больнице находится рядом с маньяком. Мысль о том, что Элли обозналась, успокаивала, но ненадолго. На звонки и сообщения сестра не отвечала, и Мика то бесился, то мучился. Матанализ не спасал, а раздражал, и факт того, что зачет через день, не вдохновлял.

В конце концов, Мика плюхнулся на кровать сестры и залез под подушку, чтобы устроиться поудобнее. Рука наткнулась на что-то твердое, и Мика, пошарив, достал сначала маленькую пухлую синюю книжицу с полустертой надписью «Молитвослов», а следом блокнот в серебристой обложке.

С «Молитвословом» Мика был знаком: когда Элли бралась лечить кого-то, она читала молитву Николаю Чудотворцу, верила, что это ей помогает «не брать на себя плохую энергию».

Блокнота Мика раньше не видел. «Вот только не надо сейчас рассуждать о том, что нехорошо открывать и читать чужие записи», – подумал Мика. Уж она-то, Элли, без спросу залазит к нему в голову и заставляет, когда хочет, видеть то, что видит сама. По крайней мере, раньше постоянно так забавлялась. Так что посмотрим, что тут у нас.

Вчера все посходили с ума в ожидании звездопада. Но было пасмурно. Я сидела на окне, держала в руках чашку, из которой ты утром пил кофе, и представляла, как там, за тучами, падают звезды. Я была для тебя такой чашкой, не навязывалась, появлялась тогда, когда ты этого хотел и когда тебе надоедало кутаться в плед своего одиночества. Однажды я решу, что больше не хочу быть с тобой и тресну в твоих руках, разлечусь на сотни осколков, и пусть хотя бы маленький шрам останется на твоей коже в память об этом. Если бы все было наоборот, если бы ты был моей чашкой и разбился, мое сердце последовало бы твоему примеру. Ты же не последуешь со мной никуда. Данный факт меня, как ни странно, успокаивает. Мозг требует сказать тебе: «Прощай, Стас», но это единственное, что не в состоянии сделать мое глупое сердце.

Мика отложил блокнот и вышел на балкон. При любом упоминании о Стасе внутри оживала темная злоба. Появись он здесь, Мика бы сбросил его вниз, перекинув через перила, а потом медленно спустился бы по лестнице и потушил сигарету о ненавистный лоб. Словно след от пули.

Когда отца Стаса посадили, а потом перевели на пожизненное поселение куда-то далеко от их города, Мика надеялся, что бледная тихая женщина заберет сына, которому Хорбовский приходился отчимом, и они уедут в неизвестном направлении навсегда. Но они почему-то остались. Мать Стаса работала в