На секунду в моей душе шевельнулось нечто, похожее на симпатию к шефу, но надолго это чувство не задержалось. Я схватила киску, поняла, что, как все будильники, она имеет функцию звонка, понажимала на кнопки, установила время, когда надо встать, и тут же провалилась в сон.

«Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…» Не открывая глаз, я села. Шесть утра. Радио играет гимн. Пора вскакивать и собираться в школу. Через час мне надо вылетать из дома. Ну почему уроки начинаются в восемь? Зачем так издеваться над детьми? Вот вырасту, стану министром просвещения и издам указ: ребятам раньше полудня нельзя приближаться к партам. «…Кипит наш разум возмущенный…» Я вздрогнула. Секундочку, но почему в ушах гремит «Интернационал»? Радиотрансляция начинается с исполнения гимна Советского Союза и завершается в полночь им же! Сейчас, по идее, должен звучать куплет: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…»

Я открыла глаза и улыбнулась. Школы давно нет! Я слишком крепко заснула. Политическую песню исполняет будильник-кошка, он таким образом пытается стащить меня с кровати.

Я посмотрела на циферблат и с возмущением воскликнула:

– Киска, ты сошла с ума? Сейчас всего-то пять утра, а не семь!

– «Вперед, вперед, отечества сыны, день славы настает», – заголосила киса, переходя к исполнению «Марсельезы».

Я со всего размаха треснула ошалевший будильник по никелированной пупочке, торчащей из макушки кошки. Кнопка утопилась, послышался резкий щелчок. Маленькие котята, сидевшие на тарелке вокруг матери, веером разлетелись по моей спальне. Я потерла глаза руками. Что за ерунда? Кошка каким-то образом катапультировала своих детей? Зачем она это проделала?

В пять утра мой мозг не любит решать трудные задачи. Радуясь тому, что будильник перестал исполнять патриотические мелодии стран мира, я вытянулась на матрасе, повернулась на левый бок, засунула руку под подушку, зевнула и задремала.

«Медленно минуты утекают вдаль, встречи с ними ты уже не жди, и хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди…» Я подскочила и снова стукнула кошку. Будильник живо сменил репертуар. Теперь он вместо детской песенки старательно выводил: «Валенки, валенки, ой, да не подшиты, стареньки!»

Сон улетел прочь. Я схватила часы и внезапно поняла, что звук исходит не от кошки. Он льется из угла комнаты. «Ой, как я любила, по морозу босиком к милому ходила. Эх, эх, эх!» Я стала нашаривать тапки, которые, как на грех, куда-то подевались. «Не лед трещит, не комар пищит, это кум до кумы судака тащит», – загремела во всю ивановскую «Вдоль по Питерской». Забыв про тапки, я ринулась на звук, но определить его источник не успела. Дверь приоткрылась. Показалась Анфиса, одетая в ярко-красный халат.

– Танюшенька, – тихо сказала она, – может, сходить к соседям? Они устроили вечеринку, гоняют пластинки, совсем совесть потеряли.

– По идее, ты должна быть в восторге, – сказала из коридора Маргоша. – Оборзевшие жильцы с верхнего этажа отрыли грамзаписи фирмы «Мелодия» и крутят хиты коммунистических лет.

– Странно, что ты тоже идешь к Танечке с просьбой урезонить безобразников, – не осталась в долгу Фиса. – Насколько помню, ты давно собиралась начать утренние пробежки! Я думала, ты сейчас носишься по бульвару.

Я схватила халат и живо в него закуталась. Пикирующиеся старушки – тетушки Димона. Уж не знаю, они на самом деле родные сестры матери Коробка, или хакер им посторонний – в конце концов, какая разница? Анфиса и Маргоша живут в необъятных апартаментах компьютерного гения. Некогда это были три квартиры, теперь они объединены, и комнат тут немерено. Одну отдали мне, после того как я стала погорелицей[15]. А не так давно к нам присоединилась Лапуля, гениальная кулинарка, но небольшого ума девушка[16]. Только не подумайте, что я снобка. Лапуля искренняя, милая, готовит невероятно вкусные блюда. Анфиса с Маргошей интеллигентные дамы, вот только первая является по убеждениям коммунисткой, проводит все время на партийных собраниях, митингах, вышагивает около станций метро с транспарантом «Долой власть депутатов-воров, да здравствует ЦК КПСС», а вторая ведет агрессивно здоровый образ жизни. Маргоша питается по особой схеме, грызет орехи, семечки, вместо конфет употребляет сухофрукты, не притрагивается к мясу, посещает фитнес-центр и практикует йогу. Анфиса осуждает Марго за аполитичность, а та не упускает случая заявить ей:

– Твоя печень давно превратилась в мочалку, немедленно прекрати лопать на завтрак яичницу с сосисками.

Каждая из старух дорожит своими принципами, ни одна не желает ни на миллиметр сдать позиции, поэтому уже в пять утра они начинают спорить. Хорошо хоть Лапуля спит до полудня, ее невозможно поднять даже сигналом «ядерно-химическая атака».

– Танюша, заглянешь к безобразникам? – попросила Анфиса. – Я стесняюсь.

«Жил да был черный кот за углом», – голосом Эдиты Пьехи затянули из угла.

– Звук идет не с потолка, – тут же определила Маргоша.

– Нет, песенка несется с люстры, – не согласилась Анфиса.

Марго пошла к книжному шкафу.

– Прекрати пить восемьдесят раз в день чай с десятью кусками рафинада – и улучшишь свой слух.

Продолжая бубнить, Маргоша с легкостью встала на колени, заглянула под шкаф и вытащила фигурку котенка.

– Вот кто орет! Танюша, это что?

– Часть будильника, – пробормотала я. – Видишь кошку?

– Прелесть! – умилилась Марго.

«Шаланды, полные кефали», – затянул «котенок».

– Как его заткнуть? – спросила Анфиса. – Ой, прости, Танюша. Не хотела тебя обидеть. Ты купила миленькую вещичку.

Я выхватила из рук Маргоши фигурку, нашла на ней кнопку, нажала, и «котик» захлебнулся на фразе «и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил».

Я положила котенка на тарелочку.

– Простите, не хотела никого поднять на рассвете.

– Ерунда, деточка, – сказала Анфиса.

– Кто рано встает, тому бог подает, – философски ответила Марго.

– Бога нет, – не замедлила высказаться вторая тетушка, – его придумали церковники, чтобы дурить людей. «Религия – опиум для народа» – вот так писал Карл Маркс.

– Дорогая, ты изучаешь работы Карлуши по коммунистическим цитатникам, – ринулась в бой Марго, – идеологи марксизма-ленинизма обожали выдирать фразы из контекста, и высказывания кардинально меняли смысл. Ну, допустим, Ленин вроде объявил: «Кино – важнейшее из искусств». Так?

– Ну да, – осторожно согласилась Анфиса, заподозрив, что подруга неспроста помянула Владимира Ильича.