— Я в Москве в конно-спортивной школе занимаюсь, — не без хвастовства заявила Элька.

— Тогда по коням! — воскликнул Федька.

Дедушка, естественно, не отказал любимой внучке. И предоставил ребятам двух резвых жеребцов: Орлика и Гаврика.

Элька с Федькой вскочили на коней и помчались во весь опор в Старокозельск. Спустя час они галопом влетели в город.

У музея Дураков и Синичкина спешились.

— Напои лошадей, Эля. — Федька указал на маленький фонтанчик в виде чаши, из которой во все стороны вытекала вода. — А я пойду с музейщиками потолкую.

И он вошел в музей. Здесь, разумеется, все было по-прежнему: висели на стенах картины, дремали на стульях старушки-смотрительницы… Дураков начал расспрашивать старушек про Пипеткина. Но те ничего толком сказать не могли. Да, был такой скульптор. Да, устраивались в музее его выставки.

— Ну а где он сейчас? — допытывался Федька.

Старушки-смотрительницы, все как одна, пожимали плечами и разводили руками:

— А бог его знает…

Пришлось Дуракову идти к директору. Директор оказался коротышкой с огромной лысиной.

— Здрасте, — широко улыбнулся ему Федька.

— Тебе чего, парень? — сухо спросил директор.

Дураков стал было объяснять, но коротышка перебил:

— Здесь музей, а не справочное бюро.

— Но, может, вы знаете…

— Я ничего не знаю.

— Но, может, у вас есть…

— У меня ничего нет.

Вот и весь разговор. Федька вышел из музея красный как рак и злой как черт.

— Ну, лысый козел! — с выражением сказал он Эльке.

— Кто? — не поняла Синичкина.

— Да директор этот вшивый! — Федька махнул рукой, в сторону музея.

Элька захихикала.

— Если он лысый, то как он может быть вшивым?

— Смех смехом, — сказал Дураков, — но я так ничего и не узнал про Пипеткина.

— Не волнуйся, Федя, я сейчас все узнаю, — с загадочной улыбкой произнесла Синичкина.

— Ни фига ты не узнаешь. Если меня директор отшил, то тебя он тем более отошьет.

— Посмотрим, посмотрим, — с той же загадочной улыбочкой ответила Элька.

Она вынула из кармана Зеркальце, взглянула на себя с одной стороны, с другой стороны и грациозной походкой направилась к музею, бросив Дуракову на ходу:

— Присматривай за лошадьми, Федор. Федька только рот раскрыл от удивления.

А рядом с ним, тоже раскрыв свои лошадиные рты, стояли Орлик с Гавриком.

Не прошло и десяти минут, как Синичкина уже вышла из музея. И не одна. За ней вприпрыжку бежал коротышка-директор, говоря льстивым голосом:

— Вы к нам еще зайдете, Элеонорочка?

— Возмо-о-жно, — с томным видом отвечала Элька.

Директор, поцеловав на прощание Элькину ручку, вернулся в музей, а Синичкина подошла к Дуракову.

— Картонный переулок, двенадцать, квартира пятнадцать, — сообщила она.

— Чего? — не врубился Федька.

— Адрес Пипеткина, — пояснила Элька. — Это здесь, неподалеку.

— Зашиби-и-сь, — протянул Дураков. — Как тебе удалось лысого расколоть?

— Это моя маленькая женская тайна, — кокетливо произнесла Синичкина.

— Элька, кончай понты кидать, — попросту сказал ей Федька. — Выкладывай.

— Ну хорошо. Я ему всего-навсего разочек улыбнулась.

— Так и я ему улыбался.

— То ты, Федя, а то я. Большая разница.

— Ладно, — буркнул Дураков, — рулим к Пипеткину.

Ребята вскочили в седла и бешеным аллюром помчались в сторону Картонного переулка.

Скульптор Пипеткин жил в обшарпанной пятиэтажке. На лестнице пахло тухлой капустой. Дверь долго не открывали.

Наконец послышались шаги, и недовольный женский голос спросил:

— Кто?

— Мы к Пипеткину, — ответил Федька.

Заскрежетал замок, и дверь приоткрылась на длину предохранительной цепочки. Ребята увидели заспанную тетку в мятом халате.

— Кого надо? — спросила она недовольным тоном.

— Мы к Пипеткину, — повторил Дураков.

Тетка сняла цепочку и открыла дверь.

— Проходите.

Димка и Элька вошли в прихожую.

— Харито-о-о-н! — закричала тетка в глубь квартиры. — К тебе пришли-и!..

«Почему Харитон? — с недоумением подумал Дураков. — Ведь Пипеткина зовут Панкрат Панкратович».

В прихожей появился голый по пояс дядечка в заношенных штанах и стоптанных шлепанцах.

— Добрый день, — поздоровались с ним ребята.

Дядечка кивнул и, почесав волосатую грудь, спросил:

— Вы ко мне?

— Нам нужен Пипеткин.

— Ну я Пипеткин.

— Нам нужен скульптор Пипеткин, — уточнила Синичкина. — Панкрат Панкратович.

— Так отец умер, — сказал дядечка. Федька с Элькой переглянулись. К такому обороту событий они были не готовы. Весь план разговора, который ребята разработали на улице, полетел к черту.

— А давно? — растерянно поинтересовался Дураков.

— Три года назад. Скоропостижно скончался.

— А от чего? — спросила Синичкина, тоже растерянно.

— От сердечного приступа, — ответил дядечка. И добавил: — А вы, собственно, по какому вопросу?

— Мы… э-э… — Федька замялся.

— Мы из Курска, — пришла ему на помощь Элька. — От губернатора.

— От кого? — вытянулись лица у дядечки с тетечкой.

— От губернатора, — повторила Синичкина. — Он у нас в школе весной выступал и просил за лето собрать материалы о культурном наследии Курского края… — врала напропалую Элька. — Для книги «Искусство Курщины». В эту книгу войдут очерки о художниках, скульпторах, композиторах… Да, Федь? — обернулась Синичкина к Дуракову.

— Ага, — закивал Федька. — Может, вы поделитесь воспоминаниями о Панкрате Панкратовиче для этой книжки?

— Конечно, поделюсь, — с готовностью согласился дядечка.

— Что значит «поделюсь»?! — накинулась на него тетечка. — Ты хотя б узнал вначале, заплатят тебе за это или нет.

— О чем ты говоришь, Капа? — недовольно глянул на тётечку дядечка. — Это же память о моем отце.

— Одной памятью сыт не будешь, — заворчала тётечка. — Цены вон, как грибы, растут. А денег у нас кот наплакал.