Я заставила себя посмотреть на Иден, но тут же об этом пожалела. Я думала, она огрызнется на этого парня. Ответит всеми фактами и статистикой, которые использовала в своей презентации. Будет сильной Иден, девушкой на сцене. Но я видела не это.

Она сама замкнулась в себе, как я, – склонила голову, руки тряслись. Съежилась. Напуганная. Грустная.

– Ты хоть понимаешь, насколько ты некомпетентна в этих своих выступлениях? Думаешь, забрав у нас оружие, решишь проблему?

– Она ничего не говорила о том, чтобы забрать у вас оружие, – прорычала Дженни. – Она выступает за более строгие ограничения и меры безопасности кампуса.

– Только в ее версии безопасности кампуса совсем нет оружия, даже у тех, кто имеет разрешение, – произнес парень, смирившись с тем, что Дженни не собиралась держаться в стороне. – Что очень глупо. Я знаю, через что она прошла в старшей школе. И если бы у одного из учителей в столе лежал пистолет, они могли бы его остановить.

– Ты прикалываешься?

В этот момент Иден поднялась. Так резко, что я подскочила, а парень удивленно отступил.

– Да. Ты знаешь, через что я прошла. – Она говорила так тихо, что я почти не слышала ее из-за музыки и веселой болтовни. – Знаешь, – продолжила она, слова звучали хрипло, и я поняла, что она вот-вот заплачет, – каково открыть глаза и увидеть, что все в твоем кабинете мертвы?

– Такого бы не случилось, – настаивал парень, – если бы тот учитель был вооружен.

– Конечно. – Иден обошла его и направилась в кухню.

– Иден, – позвала ее Дженни.

Иден оглянулась.

– Я найду Антонио. Скажу, что забегала. Сейчас… сейчас вернусь.

Дженни смотрела ей вслед, и я видела, что в ее глазах отражалось не только беспокойство.

Парень тем временем повернулся ко мне.

– А ты кто такая? – спросил он. – Тоже против Конституции?

Дженни ответила раньше меня.

– Она моя кузина и не имеет к этому никакого отношения, так что отстань от нее.

Он посмотрел на меня, потом на Дженни.

– Она… твоя кузина? – спросил он, в голосе послышалось явное недоверие.

– У меня мама белая, придурок, – сказала Дженни. – И разговор закончен.

Дженни пришлось затыкать его еще несколько минут, и только потом он ушел. Иден так и не вернулась.

– Прости, что говорила за тебя, – сказала Дженни. – Уверена, ты сама можешь справиться. Я просто… не хотела продолжать с ним спорить.

– Нет, я это ценю, – сказала я. – Иден достаточно сильна, чтобы стоять на сцене, заново переживать, что случилось, и защищать в спорах то, во что верит. Но я еще до этого не дошла.

– Да, – сказала Дженни и бросила взгляд в сторону кухни. – Она… она сильная.

Мы еще немного поболтали. Я пыталась задавать вопросы об ее родителях, Лос-Анджелесе, но видела, что она постоянно осматривается в поисках Иден, которая так и не вышла из кухни.

Наконец мы поднялись с дивана и побрели по гостиной, маневрируя сквозь толпу.

– Если хотим успеть на фильм, пора выдвигаться, – отметила Дженни.

Но мы обе понимали, что никакого фильма не получится. Возникло ощущение, что вечер только что перешел на мрачную сторону. Не знаю, связано это с подошедшим к нам парнем или произошло за несколько мгновений до этого, когда при разговоре о критике мамы Дженни Иден напряглась. Но атмосфера изменилась.

На кухне Иден не было. Мы нашли ее двадцать минут спустя в одной из спален дома – она сидела в углу с бутылкой водки и наблюдала, как две девушки играли в видеоигры. За этот час, пока мы не виделись, она явно переусердствовала с выпивкой.

– Иден – я подошла к ней, – ты в порядке? Мы тебя искали.

Она посмотрела на меня стеклянными глазами.

– Ли, – сказала она. – Прости. Я порчу твой приезд. – Она попыталась подняться, но ноги задрожали, и она разлила водку на ковер. – Нам надо в кино.

– Можем не ходить, – ответила я. – Ты в порядке?

Но я знала ответ. Поняла это, когда посмотрела на Дженни и заметила в ее глазах грусть и усталость. Услышала это в том, как она вздохнула, когда подошла к своей девушке и забрала у нее бутылку. Дженни знала, и я теперь тоже.

Иден была не в порядке.

До стрельбы я не была знакома с Иден. Ее кузина Рози училась со мной в одном классе, и мы общались, но не дружили.

Рози и Сара сидели рядом на каких-то уроках – побочный эффект рассадки по алфавиту – и всегда ладили. Поэтому раз в пару недель Рози во время обеда сидела за нашим столом. Честно говоря, не уверена, что она вообще сидела за одним обеденным столом два дня подряд. Рози с первого щелчка заводила друзей, и для нее всегда находилось пустое место, в какой бы стороне столовой она ни решила сесть.

Именно Рози первой предложила мне обрезать волосы. Мы сидели за небольшим круглым столом у торговых автоматов, она серьезно посмотрела на меня и сказала:

– Ты когда-нибудь думала о стрижке пикси?

– Ну уж нет, – ответила я. – Я буду похожа на мальчика.

– Я так не думаю. – Она почти вплотную приблизилась к моему лицу и, наклоняя мою голову вправо-влево, рассматривала меня. – У тебя очень… угловатое лицо. И потрясающие скулы. Мне кажется, тебе пойдет какая-нибудь очень короткая стрижка.

Не могу сказать, что в тот день, весной, когда взяла ржавые ножницы и начала отрезать волосы, я не думала о ней. Мама, увидев, что я наделала, срочно повела меня к своей подруге Гретхен, которая работала в городе в местном салоне. В итоге мы отстригли все мои волосы, и когда они снова начали отрастать, я подумала о Рози.

В каком-то смысле, оставляя их короткими, я отдаю дань памяти ей.

Но речь должна идти об Иден.

Иден приходила на похороны Сары, а я – на похороны Рози. Нас одновременно потянуло друг к другу, пока все остальные говорили, как им жаль, как они рады, что с нами хотя бы все хорошо, про Божьи планы и так далее. Иден единственная все понимала. Эшли и Денни все еще лежали в больнице, а Майлс только после этого начал по ночам забираться ко мне на крышу.

Мы даже ничего не сказали друг другу, когда обменялись номерами после службы в честь Рози. Она просто передала мне телефон и смотрела, как я вбиваю свой номер. Как только я отдала его ей, мама практически утащила меня. Но позже тем вечером она написала мне. Это Иден.

После мы начали проводить время вместе, в период, когда весна прогревала это прекрасное место перед летом, когда воздух был еще сухим, а ветер прохладным, когда было приятно просто лежать на траве. Она забирала меня на грузовике, и мы ехали в Варгин Парк, где весь день сидели у пруда. Она рисовала, а я читала пьесы – в то лето я решила стать актрисой, – и нас никто не беспокоил.