— Так годится?

Если и существует бесконтактный секс, то это именно он: Кирилл разглядывает меня так, что между ног начинает журчать. В несколько движений он скидывает с себя рубашку и принимается за брюки. А я как зачарованная разглядываю его торс. Ох, мама Слава. На его животе можно запросто поиграть в крестики-нолики. Иди-иди сюда скорее, мой фитнес-хлебушек.

И когда я уже думаю, что достигла пика похоти и эстетического наслаждения, Серов снимает брюки. Я даже ноги невольно шире раздвигаю. Ченнинг Татум, ты отстой. И у тебя точно нет такой здоровой торчащей штуки. Точно не такого размера. Это лучший стриптиз в моей жизни.

К счастью,у меня хватает гордости не начать умолять, чтобы он лег на меня, потому что через секунду Кирилл сам это делает. Его великолепная кочерга утыкается между ног, а ладонь мгновенно сдавливает мне губы.

— Понравилось смотреть? — хрипло интересуется он, и не дав мне ответить, одним толчком знакомит свой член с моим желудком.

Я взвизгиваю и в отместку вонзаю ногти ему в спину. Я никогда не пыталась царапать камень, но, думаю, ощущения схожие.

— Только попробуй сделать это еще раз, — бормочет Кирилл и его язык вновь заполняет мой рот. Может быть, поэтому он мне нравится? Потому что не смотря на то, что ведет он себя как вздорный мудак, целуется он так, словно для него я самое ценное сокровище на свете.

И я конечно с удовольствием царапаю его снова — в таком с состоянии мне сложно контролировать свои инстинкты. А мой инстинкт ревнивой самки требует пометить выдающегося самца.

Кирилл разрывает наш поцелуй, его пальцы вновь сдавливают мои скулы, глаза фокусируются на моих, и он начинает вколачиваться в меня так глубоко и быстро, что я могу только мычать и поджимать пальцы ног, наплевав на больную лодыжку. Когда внутри меня все натягивается в ожидании финального залпа, Кирилл сильнее сжимает мои скулы и наклонившись, прижимается губами к моим. Натянутая спираль наслаждения раскручивается в животе по мере того, как во рту становится влажно от затекающей в него слюны.

— Глотай, — хрипло шепчет Кирилл, глядя мне в глаза. Я моргаю, после чего свет гаснет, потому что я достигаю своего самого сильного в жизни оргазма.

Саша

Я даже не думала, что в моей спальне такая хорошая акустика: я молчу уже несколько секунд, пока пытаюсь вернуть сердцебиение к положенным шестидесяти ударам вместо бешено колотящихся двуста, а эхо моих «О май гад» все еще отражается от стен.

Кирилл продолжает придавливать меня к кровати всей своей массой, его член по-прежнему находится во мне, влажный лоб касается моего, а частое дыхание щекочет подбородок. Нужно что-то сказать, пока он первым не открыл рот и все не испортил. Сегодня он на моей территории, и проигрывать ему я не собираюсь.

— Кофе был неплохим, — шепчу, быстро облизав губы. — А теперь вытащи из меня член, натяни брюки и больше никогда не появляйся в моей квартире.

Жалобный голосок внутри меня пищит: «Ты рехнулась? Он же сейчас уйдет, и ты больше никогда не получишь такого оргазма». Я приказываю своему похотливому малодушию заткнуться. Второго унижения я испытывать не собираюсь. Кирилл, то есть Серов, задолжал мне раунд.

Он отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза, черные брови съезжаются в монолитную прямую. Мои слова ему не нравятся. Один-один, Сатана. Съешь свое же лекарство, как говорят у меня на родине.

— Что ты сейчас сказала? — очень тихо и вкрадчиво переспрашивает Серов, отчего под пупком что-то сжимается.

— Я сказала, «Выметайся из моей постели».

Едва я это произношу, его рука сдавливает мою шею, а между ног вновь начинает искрить. Твою кочергу. У него снова стоит. Его член толкается в меня так сильно, что от неожиданности я охаю. Ковчег бы пригодился, потому что у меня тут новый потоп. Да что ж я такая непостоянная.

— Что замолчала? — хрипло уточняет Серов, разгоняя толчки до уровня занесения в книгу рекордов Гиннеса. Эминем в мире секса(скорость читки — 200 слов за 30 секунд — прим. автора)

Замолчала я по нескольким причинами. Во-первых, он сдавливает мне горло, а во-вторых, пытаться произнести что-то сейчас — тоже самое, что петь, прыгая через скакалку, а в-третьих, от его неожиданного экспромта я очень скоро кончу.

— Ты просто… — договорить не получается, потому что мой подбородок резко утыкается в подушку, бедра оказываются задраны вверх, и между ними грубо проталкивается член. Это же почти изнасилование. Дайте два, пожалуйста.

Пальцы Кирилла вонзаются мне в ягодицы, словно хотят оставить пожизненные отпечатки, а член ходит во мне так же быстро, как клапана в цилиндре раллийного авто. Колени перестают меня держать, и я опадаю на одеяло, прижатая тушей, вколачивающей меня в матрас.

— Нравится тебе так, стерва брыкливая? — раздается прерывистое шипение мне в ухо. Оторвав рот от подушки, я мычу «нет» и в ту же секунду получаю звонкий шлепок по ягодице.

— Не ври.

Тут меня переклинивает, я отвожу руку назад и от души царапаю мускулистую задницу ногтями. Серов глухо шипит, а в ответ я начинаю сильнее ерзать под ним и несколько раз бью в грудь локтем. Его рука стискивает мои волосы, зубы обхватывают мочку уха.

— Блядь, да. Сопротивляйся, стерва.

Какой извращенец. Эта мысль посылает новую приток крови к животу, и я, зажмурившись, достигаю второго за последний час оргазма. Кирилл следует за мной с отрывом в пару секунд. Так-то, скорострел.

Он падает на кровать рядом со мной, но его лица я не вижу, потому что он разворачивает меня к себе спиной и… О боже! обнимает. Я не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться, и вытаращив глаза, разглядываю стену. Если извлечь из грудной клетки мое сердце, то оно наверняка походит на подтаявшее эскимо. Ох, уж эта его обезоруживающая хамоватая нежность. Мог бы, между прочим, и про контрацепцию спросить, прежде чем нашпиговать меня литрами своих головастиков. Хорошо, что я пью таблетки.

— Эта подушка с эффектом памяти? — звучит из-за спины через минуту.

— Почему ты спрашиваешь?

— На нем осталась вмятина от твоего лица.

Ой, ну что за придурок. Я начинаю раздраженно ерзать, пытаясь высвободиться, но кольцо рук сильнее сжимается на груди.

— Тсс, брыкливая. Давай еще полежим.

Вот как он это делает? Пара насмешливых фраз, и я веду себя как младенец, которому в рот сунули любимую мамину сиську — успокаиваюсь и начинаю довольно сопеть.

Через пару минут меня даже начинает клонить в сон, но звук раздавшегося телефонного звонка отрезвляет. Имперский марш? Такой мелодии у меня ни на кого не стоит. Шесть кубиков с чпоканьем отлепляются от моей спины, член перестает таранить ягодицы, пружинит матрас — Кирилл встает. А ну да, это его телефон звонит. Слышится шорох ткани и звон пряжки, следуют шлепки удаляющихся шагов и звук разговора. Я перекатываюсь на спину и сажусь. И что все это значит? Я имею в виду, то что произошло, и вот эти постсексовые обнимашки? Конец войне и начало романтике? У Серова несносный характер, он не в моем вкусе, а я через полтора месяца уезжаю.