Кристина сразу обратилась к Жану Карлу, но тот побоялся запятнать себя. Его показания по этому делу были выслушаны, и он был признан невиновным. Подтверждая свои слова доказательствами, он настаивал на том, что действовал с наилучшими намерениями, желая помочь своему предприятию сэкономить побольше денег, и при этом, старался помочь сыну. Он прекрасно сыграл роль безутешного отца, обнаружившего преступления своего сына.

Наконец, Бруно освободили под поручительство, в ожидании процесса, который из-за проволочек министерства юстиции, должен состояться лишь в 1998 году. Тринадцать лет Кристина и он проведут самые прекрасные годы своего супружества в томительном ожидании вердикта, который беспрестанно откладывается. Они не смогут реализовать ни одного проекта, о котором когда-то мечтали. Бруно возобновляет временную работу, Кристина напрягается, стараясь подтвердить свой диплом учителя средней школы, проваливается, затем два года дожидается должности преподавателя на временной работе. Она впадает то в одну депрессию, то в другую, и несколько месяцев проводит в больнице.

14 мая 1998 года Бруно признан виновным и окончательно приговорен к шести месяцам заключения и к штрафу, который ему придется выплачивать семнадцать лет, посредством взысканий, обращенных на его скудную зарплату, а также на зарплату Кристины. Таможня и налоговые органы потребуют все и сполна. Бруно никого не знает, не имеет связей и даже не понимает, что такое жалоба, приносимая административному органу, вынесшему решение. Он не садится в тюрьму, поскольку уже отбыл свое наказание во время предварительного заключения, но судимость записана в его досье криминалистического учета, таким образом, из тех немногих дверей, в которые его пускали, отныне закрытыми оказываются еще несколько. В 1999 году Кристина совершает попытку самоубийства, которая едва не удалась. Потом вторую попытку, в 2000 году.

Бруно еще нет сорока лет. Он разбит вдребезги, и ему не удается собрать воедино больше двух осколков сразу. Хотя он не более, чем простой исполнитель воли Жана Карла, который, после ухода на пенсию, живет в своем деревенском домике, неподалеку от Ангулема. За пятнадцать лет он ни разу не позвонил сыну, не дал ему никаких объяснений и даже не попросил у него прощения.

— Не волнуйся, Кристина, я здесь. Твои пилюли? Они в настенной аптечке, как всегда. Я люблю тебя, дружочек — а это самое главное.

Блестящий студент, выходец из семьи учителей, Жан Шарль практически без затруднений был принят в Национальную школу управления. В выпуске Арлетты[4]он считался одним из лучших и, не поддавшись ни соблазнам частного сектора, ни флюгерам политики, избрал управленческую деятельность. Сейчас ему сорок девять лет, и он не раз убеждался в том, что сделал правильный выбор. Началась его карьера с долгого пребывания в Заморских территориях Франции, в качестве представителя администрации одного из высших органов управления Республики. Его молодая жена Анна Лора, дочь богатых буржуа с Юго-Запада, была в восхищении от экзотической среды обитания с налетом старомодной колониальной роскоши, которую он ей там предоставил. Несколько лет длилась их идиллия современных Поля и Виргинии — в великолепном доме с колоннами и террасой, возвышающейся над лагуной. Жили они, надо сказать, куда в большем довольстве, нежели прославленные герои Бернардена де Сен-Пьера. Он получал тогда фактически двойное жалованье, и дополнительно — пай Анны Лоры в семейном капитале. Да и надбавки управленца — это будь здоров! В общем, они никогда не отказывали себе в излишествах.

Вот уже два года, как он управляет крупнейшей в провинции Университетской клиникой и ее региональными филиалами. Через пять лет он сможет претендовать на префектуру. Семейная пара, пожелавшая остаться бездетной, занимает скромное служебное жилище управляющего: в их распоряжении старинный особняк, рядом с Университетской клиникой, с прислугой и служебными машинами.

Страсти у парочки немного улеглись. Со времени переезда в особняк каждый обзавелся отдельной спальней. Жан Шарль полностью захвачен работой. Анна Лора, живя в тропиках, была надолго лишена культурных походов и роскошных магазинов, и теперь она приобретает абонемент в Комеди Франсез. В четверг утром она садится в самолет, летит на вечернее представление и возвращается обычно в пятницу. Она обзаводится несколькими подругами и с ними ходит по музеям, бутикам, публичным лекциям и спектаклям. Если ее подруга Шанталь, супер-элитная особа и большая мастерица устраивать светские приемы, приглашает ее на очередную вечеринку — возвращается она только в субботу.

Таким образом, по четвергам у Жана Шарля свободный вечер, и он использует его для применения на практике того, что не без определенной доли юмора называет своим «банным испытанием». После рабочего дня он заходит на кухню и справляется об ужине, если нужно, вносит поправки в меню, затем поднимается в ванную. Перед этим просит горничную зайти к нему в спальню и занести комплект чистых полотенец.

— Примерно через четверть часа, мадемуазель…

— Беатрис, месье. К вашим услугам.

— Через пятнадцать минут, Беатрис.

Услышав, что она заходит в спальню, Жан Шарль зовет ее из душевой — он уже раздет и принимает ванну.

— Понимаете ли вы, мадемуазель, что переход на договорные отношения обеспечил бы вам уверенность в завтрашнем дне? Это роскошь, при вашей должности, в стране, где неуклонно растет число безработных. Вас интересует такое предложение?

— О да, месье.

Тогда он немного отодвигает пену и демонстрирует прекрасную эрекцию.

Если девочка действительно способная, он оставляет ее на весь вечер. Конечно же, она будет уволена, и довольно скоро: Жану Шарлю нравится периодически обновлять персонал.

Октябрьским утром, на окружной автомобильной дороге, застряв где-то между остановками Порт де Лила и Порт де Монтрей, Жан Этьен все еще думает о девушке, которую вчера приметил в кафетерии, где он обычно обедает.

Я вижу ее уже не в первый раз. Вообще она не то, чтобы очень красивая, и даже не то, чтобы хорошенькая, и с каким-то смешным длинным носом. Но в ней что-то есть, такое… А какое такое? Трудно сказать, на что же я пялился, когда она проходила мимо. На ее походку, на то, как она лавировала между столиками? Может, просто на ее попку? На ее глаза? Они всегда какие-то смеющиеся. На ее руки? Готов поспорить, руки у нее красивые, хотя я даже не в состоянии их вспомнить. Кстати, а сиськи-то у нее есть? Даже не засек, что было на ней надето сверху. Что-то широкое, скрывающее грудь? Она нарочно высоко подняла поднос, чтобы ее спрятать? Неужели я видел ее только сзади? Вряд ли, ведь я очень хорошо помню ее разного цвета глаза… Это что-то совершенно необычное. Один голубой, как морской берег, — и какой именно, правый или левый? Другой зеленый, как лес на пригорке, с густыми ресницами… Одно точно — задница у нее в этих кожаных штанах действительно классная! Ах, черт! Пропустил выход на Порт де Баньоле! Что за идиотская линия! Но ведь я каждое утро выхожу на этой гребаной станции… До чего же я зациклился на этой девчонке, просто офигеть!