Ночные ссоры до пяти утра, до полного изнеможения, с криком, воем, руганью, испепеляющей ненавистью в глазах, когда оставалось совсем чуть-чуть до того, как схватить, что попадется под руку, и со всего размаху шарахнуть по ставшему ненавистным широкому потному лицу. Чтобы спастись от него, она пряталась на ночь в ледяном туалете семейной общаги, куда часто убегала без тапок, в одной ночной рубахе, и до самого серого промозглого утра мерзла там, сидя на загаженном грязном унитазе с посиневшими руками и ногами и возвращалась назад, услышав плач ребенка, опасаясь пробуждения мужа от внезапного сна-забытья. В эти отвратительные минуты, когда она пыталась найти хоть какую-нибудь соломинку утешения, мозг буравил один вопрос: почему ей так не везет на мужчин?

Неожиданно их семье, стоявшей в общей очереди на жилье, свалилось с неба счастье: им дали однокомнатную квартиру в только что построенной блочной пятиэтажке. Дом стоял на самом краю поселка неподалеку от инструментального завода, на котором она порядочно отмахала и где по-прежнему работал Сергей. Место это находилось рядом с трассой, ведущей с одной стороны в город, а с другой – к военно-морской базе флота. Но Галка не знала – радоваться ей или нет, пока сама не сходила и не посмотрела новое жилье. Квартира оказалась с необычной планировкой: продолжением прихожей была комната без окон, не больше четырех квадратных метров, в которой могла разместиться кушетка, – при наличии задвижки будет где прятаться по ночам, не боясь за подросшего Антошку, тот как раз пошел в младшую группу детсада.

Тем временем Галка продолжала двигаться по своему непростому пути к вожделенному городу, в окрестностях которого жила. Попав сюда когда-то случайно на экскурсию, была поражена и загорелась желанием здесь обосноваться. Пусть город был разрушен во время войны, по большей части по-советски безлико отстроен, в нем сохранилось несколько мест, которые заключали в себе атмосферу давней старины (семьсот с лишним лет – не шутка!) и некий отблеск ранее неведомого ей западного колорита. Чтобы осуществить мечту, после школы попробовала поступить в институт – не прошла по конкурсу, хоть экзамены сдала прилично, но домой не вернулась, устроилась на завод в пригороде, здесь же сняла угол, потом комнатку.

И вот теперь умудрилась-таки окончить институт, получила диплом инженера и должность младшего научного сотрудника в одном из проектных институтов. Иногда думалось ей, что в удачном браке расслабилась бы, разленилась, а тут надо было «лапками сбивать молоко в масло»… И хоть ей не везло на мужчин, но жалеть себя было не в ее характере.

Как-то раз, вернувшись домой, обнаружила, что квартира пуста, подумала: «Опять колесит на драндулете по поселку», как вдруг услышала глухие сдавленные рыдания, доносившиеся из темной комнаты. Отворила дверь и увидела мужа, притулившегося на краю кушетки. Подняв на нее воспаленные глаза, он прошептал дрожащим голосом: «У меня… крыша едет… боюсь я… не знаю, что делать!» Пораженная Галка крепко прижала его к груди и начала качать, словно ребенка, шепча слова утешения. Именно тогда он наконец-то рассказал о том, что с ним произошло.

Во время войсковых учений они с начальником клуба отправились на «газике» в политотдел – за новыми фильмами и полковой почтой. Туда добрались без приключений, а обратно, чтобы сократить время, срезали, поехав по глухой проселочной дороге, и заблудились, взяв за ориентир левый берег реки, протекающей в лесу, не очень широкой и не очень быстрой.

Неожиданно заглох мотор «козла». Сколько с ним ни бился шофер-ефрейтор, все было впустую. Вечерело, и старлейт дал добро располагаться на ночь. На землю положили жестяные коробки с фильмокопиями, сверху набросали еловые ветки, а потом постелили брезент, получилось вполне сносно. У водилы под задним сиденьем нашелся «энзэ» – пара кило картофеля и банка тушенки. Чтобы развести огонь, шофер бросил Сергею спички и снова уткнулся в мотор, тот протянул руку, чтобы поймать, и оторопел: коробок завис в воздухе. Когда к нему вернулся дар речи, спички лежали на ладони, а прибежавшие на зов сослуживцы только рассмеялись, сказав, что от голода и усталости у него начались «глюки». Потом развели костер поближе к спальным местам, чтобы дымом отгонять комарье, напекли картошки, наелись и легли спать. Всю ночь не давали погаснуть огню, по очереди бодрствуя – на всякий случай… и как-то незаметно уже под утро все разом отключились. Когда очнулись с затекшими конечностями у потухшего костра, солнце стояло в зените над елями. К своему изумлению обнаружили, что у всех троих часы остановились без одной минуты шесть. Ефрейтор бросился к машине, чтобы глянуть в циферблат «козла», – и там две стрелки – часовая и минутная – образовывали почти единую абсолютную вертикаль. Наверное, с большого перепугу он мгновенно запустил мотор, остальные в панике побросали в «козел» коробки с фильмами и с облегчением покинули странное место; сначала долго молчали, а потом начали нервно хохотать, глядя на распухшие рожи, нещадно искусанные гнусом. И тут в паузе водила вспомнил: «Я воду для радиатора набирал давеча, а река-то текла в обратную сторону…» Смех разом оборвался – всеми овладело непостижимое паническое животное чувство: так, молча и стуча зубами от страха, доехали они наконец до части.

Но самое жуткое в этом происшествии обнаружилось вечером по возвращении в полк: оказалось, что вместо «потерянных» суток они провели НЕЗНАМО ГДЕ почти трое; их уже начали разыскивать…

Галка спросила о его «боевых товарищах».

– Лучше и не спрашивай, – тяжело ответил он: ефрейтор пропал без вести, просто сгинул, а начальник клуба застрелился ночью во время дежурства по политотделу.

В довершение монолога он, осененный внезапной догадкой, вдруг вскочил с кушетки и доверительно зашептал: «А может, это и не инопланетяне? А… земляне будущего… Научились управлять временем и возвращаются, чтобы следить за нами!» Лихорадочный блеск глаз мужа заставил Галку оцепенеть.

Потрясенная, она поняла – ничего хорошего в будущем ее не ждет.

Этот жуткий эпизод развязал ей руки, она стала искать отдушину на стороне, рассуждая так: если бы Сергей был буйно помешанным, она бы с чистой совестью давно бы сдала его в психушку, но он со своими шизофреническими припадками для них с сыном опасен не был, оттого и продолжала терпеть.

Ездила на работу, по обыкновению, на автобусе, дизельный поезд на дух не переносила из-за его медлительности, да тот и ходил редко. Девочкой, кстати говоря, ее уже перестали называть, возраст и печали брали свое. И пусть годы катились к тридцати, она все еще была молода и привлекательна. Интересная работа в городе, который ей очень нравился, поднимала настроение. К тому же возникали новые знакомства: в коротких паузах между домом и работой она умудрялась встречаться с мужчинами, стараясь забыться от опостылевшей семейной трясины. Новые мужчины (снова моложе ее) удовольствия не доставляли, она даже испытывала брезгливость к себе самой и, возвращаясь после свидания, сразу вставала под душ, а муж, доведенный своей неутоленной мужской нуждой до исступления, едва не взламывал дверь ванной комнаты. Она оправдывала себя: каково это – спать под одним одеялом с психом, почти не надеясь, что он проснется здоровым.