Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спой песню!
– Хорошо, спою.
Чип взглянул на Кинга, поднялся с кресла и зашагал прочь из комнаты. Он вошел в темный выставочный зал, стукнулся боком обо что-то твердое, и, ругаясь, зашагал дальше. Он отошел далеко от коридора и запасника, остановился и стал тереть лоб, качаясь взад-вперед, напрягая лодыжки, прямо перед витриной с отблескивающими драгоценностями королей и королев и немыми, темнее темного зала, стражниками. «Кинг, – сказал он, – думает, что он действительно король, братоненавистник…»
Издалека донеслось пение Спэрроу и бряцание струн ее до-Объединенческого инструмента. И чьи-то приближающиеся шаги.
– Чип! – это была Снежинка. Он не обернулся. Он почувствовал прикосновение к руке. – Пойдем назад, – сказала она.
– Оставь меня одного, хорошо? – ответил он. – Просто оставь меня одного на пару минут.
– Пойдем, – сказала она, – ты ведешь себя по-детски.
– Слушай, – сказал он, повернувшись к ней, – пойди, послушай Спэрроу, а? Пойди покури трубку.
Она не сразу отозвалась, но потом сказала:
– Хорошо, – и ушла.
Чип повернулся обратно к королям и королевам, он глубоко дышал. Ушибленное бедро болело, он потер больное место. Это просто приводило в ярость – как Кинг отметает любую его идею, заставляет всех вести себя так, как будто он…
Она возвращалась. Он начал было говорить ей, чтобы она убиралась в драку, но одернул себя. Он вздохнул сквозь плотно сжатые зубы и обернулся.
К Чипу приближался Кинг, его седые волосы и комбинезон были чуть освещены слабым светом из коридора. Они посмотрели друг на друга, и Кинг сказал:
– Я не хотел говорить так резко.
– Как это ты не взял себе отсюда короны? – спросил Чип. – И мантии. Только медальон – это мало для до-Объединенческого короля.
Кинг помолчал несколько секунд, а потом сказал:
– Приношу свои извинения.
Чип глубоко вздохнул и задержал дыхание, потом выдохнул.
– Каждый член, которого мы привлечем в нашу группу, – сказал он, – означает новые идеи, новую информацию, возможности, о которых мы, быть может, не подумали.
– И новый риск тоже, – сказал Кинг. – Попробуй посмотреть на это с моей точки зрения.
– Не могу, – сказал Чип. – Я, скорее, вернусь к полным лечениям, чем остановлюсь только на этом.
– «Только это» кажется очень милым для члена моего возраста.
– Ты на двадцать или тридцать лет ближе к шестидесяти двум, чем я, как раз тебе бы стоило захотеть изменить положение вещей.
– Если бы это было возможно, быть может, я и захотел бы перемен, – сказал Кинг. – Но химиотерапия плюс компьютеризация означают отсутствие выбора.
– Не обязательно, – сказал Чип.
– Обязательно, – сказал Кинг, – и я не хочу смотреть, как «только это» уплывает по сточной трубе. Даже то, что ты сюда приходишь ночью в промежутках между встречами, – дополнительный риск. Но не обижайся на мои слова, – он поднял руку, – я не прошу тебя бросать твои планы.
– Я и не собираюсь, – ответил Чип и добавил:
– Не волнуйся, я буду осторожен.
– Хорошо, – сказал Кинг, – а мы будем продолжать осторожно искать ненормальных. Без «знаков», – Кинг протянул руку.
Поколебавшись одно мгновение, Чип пожал ее.
– Теперь пойдем назад, – сказал Кинг. – Девушки расстроились. Чип пошел вслед за ним в сторону коридора.
– Что это ты сказал насчет того, что блоки памяти – «стальные монстры»? – спросил Кинг.
– Они такие и есть, – ответил Чип. – Огромные замороженные блоки, тысячи блоков. Мой дед показал их мне, когда я был маленьким. Он помогал строить Уни.
– Братоненавистник.
– Нет, он сам был этим огорчен. Жалел об этом. Христос и Веи, если бы он был жив, это был бы прекрасный член для нашей группы!
На следующую ночь Чип сидел в комнате запасника, читая и покуривая трубку, как вдруг услышал голос Лайлак, который произнес:
– Привет, Чип! – и он увидел ее стоящей в дверном проеме с фонариком в руке.
Чип встал, не отводя от нее взгляда.
– Ничего, что я тебя оторвала? – спросила она. – Конечно, нет, я рад тебя видеть, – сказал Чип. – Кинг здесь?
– Нет, – ответила она.
– Проходи, сказал Чип. Она осталась стоять в дверях.
– Я хочу, чтобы ты научил меня этому языку, – сказала она.
– С удовольствием, – ответил он. – Я как раз собирался тебя спросить, нужны ли тебе списки слов. Проходи.
Он продолжал смотреть на нее, когда она входила в комнату, потом ощутил у себя в руке трубку, положил ее и подошел к куче реликвий. Нащупал ножки одного из стульев, которым они пользовались, подбросив, перевернул его сидением вверх и принес к столу. Она уже убрала фонарик в карман и сейчас смотрела на раскрытые страницы книги, которую он читал. Он поставил стул к столу, рядом со своим, отодвинув сначала свой в сторону, чтобы освободить место.
Она перевернула книгу и стала разглядывать обложку.
– Это значит «Причина страсти», – сказал он, – что совершенно очевидно. Но обычно не так просто сразу понять смысл. Она снова посмотрела на открытые страницы.
– Некоторые слова похожи, – сказала она.
– Так я и напал на этот язык, – ответил Чип. Его рука лежала на спинке стула, который он принес для нее.
– Я весь день сидела, – сказала она, – а ты садись.
Продолжай. Он сел и вытащил сложенные списки из-под книг.
– Можешь их держать сколько хочешь, – сказал он, разворачивая списки и раскладывая их на столе. – Я их уже знаю наизусть.
Он показал ей, как группируются глаголы, следуя разным типам изменения для выражения времени и для указания на подлежащее, и как прилагательные принимают ту или иную форму, в зависимости от существительных, к которым они относятся.
– Это сложно, – сказал он, – но как только ты поймешь, что к чему, переводить очень просто.
Он перевел для нее страницу из «Причины страсти». Виктор, торговец, совладелец нескольких промышленных компаний – член, которому поставили искусственное сердце, – упрекает свою жену Каролину, что она была нелюбезна с влиятельным законодателем.
– Это очаровывает, – сказала Лайлак.
– Что меня поражает, – сказал Чип, – это то, сколько было непроизводительных членов. Все эти совладельцы и законодатели, солдаты и полицейские, банкиры, сборщики налогов…
– Они не были непроизводительными, – сказала Лайлак. – Они не производили вещи, но они создавали условия, позволяющие членам жить так, как они жили. Они производили свободу, или, по крайней мере, поддерживали ее.