– Как люди, а не как животные.

– Извини, – сказал он. – Я люблю тебя.

– Хорошо, – сказала она, – я тебя тоже люблю – так, как я люблю Леопарда и Снежинку, и Спэрроу.

– Я не это имею в виду.

– А я это имею в виду, – сказала она, глядя на него. Она пошла к двери. – Не делай этого больше. Это ужасно!

– Возьмешь списки?

Она посмотрела так, будто собиралась сказать «нет», остановилась и сказала:

– Да. Я за этим и пришла.

Он повернулся, собрал со стола списки, сложил их вместе, потом вынул «Ре re Goriot»[5]из стопки книг. Она подошла, и он отдал ей все.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он.

– Все в порядке, – сказала она. – Только не делай этого больше.

– Я буду искать места, которые Семья не использует, – сказал он, – я просмотрю все карты в МСД и выясню, есть ли…

– Я это делала, – сказала она.

– Внимательно?

– Так внимательно, как только могла.

– Я снова это сделаю, – сказал он. – Это единственное, с чего можно начать. Миллиметр за миллиметром.

– Хорошо, – сказала она.

– Подожди секунду, я тоже ухожу.

Она подождала, пока он убрал курительные принадлежности и привел комнату в надлежащий вид, и затем они вместе вышли, прошли через выставочный зал и спустились по эскалатору.

– Город неизлечимых, – сказал он.

– Это возможно, – сказала она.

– В любом случае, его стоит поискать, – сказал он. Они вышли на тротуар.

– В какую тебе сторону? – спросил он.

– На запад, – ответила она.

– Я пройду с тобой несколько кварталов.

– Нет, – сказала она. – Правда, чем дольше ты на улице, тем больше опасность, что кто-нибудь увидит, как ты не трогаешь сканеры.

– Я касаюсь рамки сканера, а в этот момент загораживаю его собой. Очень ловко.

– Нет, – сказала она. – Пожалуйста, иди своей дорогой.

– Хорошо, – сказал он. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Он положил руку ей на плечо и поцеловал в щеку.

Она не отстранилась, она была напряжена и чего-то ждала под его рукой.

Он поцеловал ее в губы. Они были мягкие и теплые, слегка разжатые; она повернулась и пошла.

– Лайлак! – позвал он и пошел за ней. Она обернулась и сказала:

– Нет. Пожалуйста, Чип, иди!

Он стоял в нерешительности. Вдалеке показался какой-то член, направляющийся в их сторону.

Он смотрел, как она идет, ненавидя ее, любя ее.

Вечер за вечером он быстро (но не слишком быстро) съедал свой ужин, а потом ехал в Музей Семейных Достижений и изучал множество светящихся карт высотой от пола до потолка, до закрытия музея в десять перед началом вечернего телевизора.

Однажды ночью он пришел в музей после последнего сигнала – шел пешком полтора часа, – но обнаружил, что карты невозможно рассмотреть при свете фонарика, их обозначения терялись в отблесках, а он не рискнул включить их внутреннюю подсветку, как ему показалось, она была связана с освещением всего зала, а это бы означало такой скачок потребления энергии, который Уни мог бы заметить. Однажды в воскресенье он взял с собой Марию КК, отослал ее смотреть выставку «Вселенная завтрашнего дня» и три часа кряду изучал карты.

Он ничего не нашел: ни острова без города или промышленного предприятия, ни горной вершины, на которой не было бы центра космических исследований или климатономии, ни одного квадратного километра суши – или океанского дна, в крайнем случае – который бы не возделывался, на котором не было бы шахт или фабрик, или домов, или аэропортов, или. парков восьмимиллиардной Семьи. Начертанные золотом слова над входом в отдел карт – «Земля – наше наследие, мы используем ее мудро и рационально» – казались правдой, настолько правдой, что даже чуть-чуть места не оставалось для хотя бы минимального общества вне Семьи.

Леопард умер, и Спэрроу пела песни. Кинг сидел молча, дергая рычаги какой-то до-Объединенческой машины, а Снежинка хотела больше секса.

Чип сказал Лайлак:

– Ничего. Совсем ничего.

– Но ведь этих маленьких колоний должно было быть поначалу тысячи, – сказала она. – Хотя одна из них должна была выжить.

– Тогда это пять членов где-нибудь в пещере, – ответил Чип.

– Пожалуйста, ищи дальше, – сказала она. – Ты не мог проверить все острова.

Он думал об этом в темноте, сидя в автомобиле двадцатого века, держась за рулевое колесо и двигая разными ручками и рычагами; и чем больше он думал об этом, тем менее вероятным казалось существование города или даже колонии неизлечимых. Даже если он и проглядел какую-то область на карте, может ли существовать колония без того, чтобы Уни о ней не знал? Люди оставляют следы своего существования; тысяча людей, даже сотня, поднимет температуру воздуха в районе своего обитания, загрязнит реки и ручьи своими отходами, и воздух, возможно, тоже загрязнит своими примитивными кострами. Суша и море вокруг будут полны следов их присутствия в сотне форм, возможных для обнаружения.

Так что Уни давно должен был узнать о существовании такого города, а узнав об этом – что бы он сделал? Отправил бы туда докторов и советчиков, и переносные лечебные блоки, «вылечил» бы неизлечимых и превратил их в «здоровых» членов.

Если только, конечно, они не защитили себя… Их предки оставили Семью вскоре после Объединения, когда лечения были добровольными, или чуть позже, когда они были уже обязательными, но не столь эффективны, как сейчас; конечно, некоторые из тех неизлечимых должны были защищать свой уход силой, смертоносным оружием. Не передали ли они навыки борьбы и оружие следующим поколениям? Что может сделать Уни сегодня, в 162 году, против вооруженного, готового защищать себя общества, когда Семья не вооружена и полностью лишена чувства агрессии? Что мог он сделать пять или шесть лет назад, выявив признаки существования такого общества? Позволить ему существовать и дальше? Оставить его жителей с их «болезнями», оставить им эти несколько квадратных километров мира? Распылить над городом ЛПК? Но если оружие этого города может сбивать самолеты? Мог ли Уни решить своими стальными блоками, что цена «лечения» несоизмерима с его пользой?

До лечения Чипу оставалось два дня, и его разум был так активен, как никогда. Чип надеялся, что разум станет еще активнее. Он чувствовал, что существует что-то еще, о чем он не; подумал, где-то сразу за границей его осознания.

Если Уни позволит городу быть и не станет жертвовать членами, временем и техникой для «помощи», тогда что? Тогда есть что-то, следующий шаг мысли, который надо сделать, шаг, который вытекает из предыдущего.