– Дим, – вернул меня к действительности Алешкин голос. – А ты как думаешь…

– Я забыл, – машинально ответил я привычной и лаконичной фразой. – Напомни.

– Дядя Поля в ближайшее время пойдет к Марусину и проболтается, совершенно случайно, что наш папа – полковник милиции.

Слова «совершенно случайно» Алешка выделил загадочной интонацией.

– А что потом? – с тревогой спросил я. – Запремся в доме и будем обороняться твоей пращой?

– Совсем наоборот, – сказал Алешка. – Сразу после этого мы пойдем в гости к Марусину. Как два дурака.

«По-моему, как один», – подумал я, но вслух этого не сказал.

– Ой, Дим! – как-то подозрительно воскликнул Алешка. – Папа свой мобильник забыл!

Алешка стоял возле распахнутого холодильника, откуда он вытаскивал остатки торта. Сунулся внутрь, передвинул банки с консервами и воскликнул еще подозрительнее:

– Ой, Дим! Папа и диктофон свой забыл!

– В холодильнике? – не поверил я.

– А что? – Алешка невинно распахнул глаза. – На него похоже. Помнишь, когда я был маленький, мы три дня его очки искали? Весь дом перевернули, вместе с антресолями. А они в холодильнике нашлись.

Это я помню, нашлись. Но не сразу. А только когда кончились щи в кастрюле. На самом ее дне. Для меня это до сих пор осталось загадкой.

Правда, папа действительно иногда забывал очки в холодильнике. Но на полочке, а не в кастрюлях. И это было объяснимо. Приходит он поздно с работы, все уже спят, а он голодный. Сунет голову в холодильник что-нибудь съедобное достать – очки запотели. Папа их снимет и положит на полочку. И начинает доставать еду и ставить на столик. А потом дверцу захлопнет и садится поскорее ужинать. Ужинать-то, особенно ночью, и без очков можно. А утром носится по всей квартире: «Куда вы мои очки засунули?»

Но вот чтобы забыть очки в кастрюле со щами – мне тогда это показалось очень подозрительным. Не Алешка ли их туда забросил, в воспитательных целях?

Мне и сейчас показалась подозрительной папина рассеянность. Не использовал ли Алешка свой опыт из раннего детства? Но не в воспитательных, а в каких-то других целях.

– Ну, ничего, Дим, – беспечно успокоил меня Алешка. – У папы на работе еще один мобильник есть, обойдется.

– А диктофон? Может, у него там что-нибудь важное записано? Или секретное.

Алешка присвистнул:

– Ничего там секретного нет. И важного тоже – пустая кассета. Я проверил.

Когда это он успел, подумал я. Но спрашивать не стал. Все равно не скажет. Или соврет, поборник истины.

И еще я подумал: если папа и в самом деле «забыл» мобильник и диктофон с помощью Алешки, то зачем это ему нужно? Алешке, я имею в виду, не папе.

Но и об этом я спрашивать Алешку не стал, по той же причине.

А мобильник, словно отогревшись в Алешкиной руке, вдруг ожил и выдал папину любимую мелодию: «Наша служба и опасна, и трудна».

– Здесь Холмс, – ответил Алешка.

Сначала на связь вышла мама.

– Лёшенька, – ласково запела она, – я очень прошу: к субботе приберитесь как следует в доме и придайте моим питомцам праздничный вид.

– Товарный, что ли? – попытался понять Алешка. – Покупателей привезешь?

– Не товарный, а праздничный. И не покупателей, а гостей. Ты все понял? Надеюсь на вас.

– Ладно, – пообещал Алешка. – Мы можем их раскрасить, цветочками. Или красные ленточки привяжем, бантиками. Не беспокойся.

(А здесь он как в воду глядел. В самом ближайшем будущем нам действительно пришлось привязывать к арбузам… ну, не ленточки бантиками, конечно, а… Впрочем, об этом – в свое время.)

Тут трубку перехватил папа.

– Холмсик! – загремел он. – Я, когда приеду, все уши тебе оборву! Ты понял?

– Все-все уши? – хихикнул Алешка. – А у меня их не так много – всего два.

– А мне больше и не надо, – сказал папа. – Одно ухо – за мобильник, другое – за диктофон.

– Надо следить за своими вещами, – маминым голосом посоветовал Алешка. И поскорее отключился.

Но телефон зазвонил снова. Почти сразу.

– Теперь ты, – сказал Алешка, передавая мне мобильник. – Твоим ушам очередь.

А мне чего бояться? Я только за тылы отвечаю.

– Слушаю, – сказал я.

Ответ последовал не сразу. И начался с вопроса:

– Извините, с кем я говорю?

– Это Дима.

– Как Дима? Разве это не Сергея Александровича телефон?

– Вообще – да. А временно он у нас. Кто это?

– Дима, это я, Леонид Петрович. – Странно, что я сразу не узнал голос отца Леонида. Он был какой-то совсем на себя не похожий. Взволнованный. Даже, я бы сказал, испуганный. – Дима, как можно связаться с вашим отцом?

– Что-нибудь случилось?

– Случилось. Большая беда. Вы можете сейчас прийти?

– Конечно, – сказал я. – Идем.

Лешка все это время вопросительно смотрел на меня.

– У батюшки какие-то проблемы, – объяснил я. – Зовет к себе.

– Пошли! – решительно отозвался наш юный Холмс.

Дверь в доме отца Леонида была распахнута настежь. Когда мы вошли, он взволнованно метался по горнице, размахивая полами своей рясы. И заметно нам обрадовался.

– Что случилось, дядь Лень? – спросил Алешка.

Отец Леонид прижал пальцы к вискам.

– Случилось, отроки… Олечка отлучилась рано утром. И все нет ее и нет.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Алешка. – Она, наверное, с кем-нибудь где-нибудь заболталась. У нас в семье тоже так бывает. Не волнуйтесь, скоро придет.

– Не придет, – отец Леонид взял что-то в руки и показал нам: – Вот она где!

Это была обычная видеокассета. И где там в ней… его Олечка?

– Несколько минут назад, – стал объяснять отец Леонид, – я подобрал ее на крыльце. Смотрите, – и он вставил кассету в видак.

На экране появилась матушка Ольга. И сначала я подумал, что она сейчас скажет: «Дорогой Леня! Не сердись на меня. Я долго думала и решилась. Моя жизнь принадлежит театру. Я не имею права закапывать свой талант в землю в твоем огороде. Я возвращаюсь на сцену. Прости меня и не ищи. Любящая тебя Ольга».

Но все оказалось гораздо страшнее. На руках у матушки были наручники, а за спиной натянута белая материя. То ли для лучшего качества съемки, то ли для того, чтобы нельзя было узнать помещение, где эта съемка велась.

Матушка Ольга прерывисто вздохнула и начала говорить совсем другое: