подобрал попа́давшее. В тягостной тиши слышно было, как надсадно дышала компрессорная да где-то, должно быть, на подъемнике террикона, повизгивало несмазанное колесо.

Выждав для внушительности тоже, Гуркин предложил:

— Может, объяснишь, в чем дело? Как дошел до жизни такой?

Косарь вскочил. Загорелое его лицо то темнело пятнами, то бледнело.

— Объясню. Артем Захарыч, ты неправильно информировал всех, — он так и сказал, вспомнив к случаю сугубо книжное это слово, потому что знал: оно пригодится сейчас как нельзя лучше. — Я был не на халтуре, а помогал товарищу. В порядке социалистической выручки. Это, по-моему, не противоречит коммунистическому труду. Наоборот…

«Да ведь он же — кладовщик, — хотелось возмущенно крикнуть Тимше. — Хапуга!..»

Но Косарь победно оглядел всех и, не обращаясь ни к кому в отдельности, тут же опроверг и это.

— А что он — работник снабжения, так крыша над головой каждому трудящему нужна. И государство наше ссуду кому зря не дает.

— Сколько ты взял с него за социалистическую свою выручку? — не обинуясь, спросил у него Ненаглядов. Похоже, он не верил ничему и упорно пытался добраться до истины. — Только начистоту? По-рабочему.

— Не верите, спросите у него.

— Адрес? Фамилия?

Косарь чуть замялся.

— Адрес? Улица Чернушенская, пятьдесят четыре.

Гуркин записал.

— Ладно. Разберемся, — пообещал он, хотя знал, что вряд ли найдет время сделать это. И, обращаясь к Ненаглядову, заметил: — Обижать подозрениями загодя тоже не след.

Он ушел, а они остались, не зная, что делать дальше. Помолчав немного, Косарь насмешливо спросил:

— Ну, всё? Можно расходиться?

Волощук поднялся. Казалось, он не знал, что и думать по поводу всего этого. Объяснение Косаря показалось ему вроде бы правдоподобным, и, облегченно переведя дыхание, он сказал:

— Пошли. Артем Захарыч, до завтра!

— До свиданья, — отозвался Ненаглядов. — Завтра мы сегодняшнее наверстать должны.

— Завтра не завтра, а смены за две наверстаем!

Увидев, что Волощук с Косарем отстают, Тимша ушел вперед. Должно быть, бригадир хотел поговорить с дружком без свидетелей, не стоило мешать им. Сам он, вначале не очень веривший тому, что Косарь помогает кому-то в порядке выручки, примирился с его объяснением, а главное — с тем, что Гуркин проверит все, разберется.

«Разве можно отказываться, если просят помочь? — думалось ему. — Ведь без этого и жить нельзя!»

Изредка оглядываясь, Тимша видел Волощука с Косарем, но потом потерял.

«Пускай объяснятся. Может, бригадир скорей до правды докопается?»

Вернулись они почти в сумерках и, не ужиная, легли молча. Разогрев в кухне сковороду с картошкой, Тимша поел, собрался дочитать «Туманность Андромеды», но Волощук обернулся, открыл глаза.

— Гаси свет! Людям отдыхать надо…

На следующий день всю смену они работали как заведенные. Даже Косарь, не любивший поторапливаться, старался изо всех сил, как ни в чем не бывало покрикивал:

— Давай сегменты! А то кровля просядет…

Ненаглядов гнал и гнал комбайн, грузя породой состав за составом. Волощук и Косарь едва успевали подводить крепление, перекрывать накатником, заделывать распилом боковины.

Таская лес, Тимша каждый раз выжидающе поглядывал в темноту штрека, боясь увидеть Шахтаря и презирая себя за это. Разумом, рассудком он понимал, что всё это — досужая выдумка художника, но, оставаясь один, ничего поделать с собой не мог.

Наконец комбайн остановился. Волощук скомандовал передышку. Замерив пройденное, удовлетворенно сказал:

— Вот это ничего еще!

— До конца смены часа полтора, не мене, — доставая жестянку, прикинул Ненаглядов. Кажется, он тоже был доволен тем, сколько прошли сегодня, даже на Косаря поглядывал без вчерашней неприязни.

Тимшу всегда удивляло, как он без часов определяет время и почти не ошибается. Жуя хлеб с колбасой, поинтересовался:

— Артем Захарыч, почему ты и без часов время знаешь?

— Так вот, знаю, — уклончиво ответил тот. — Летчики, брат, без ошибки его чувствуют.

— Без часов?

— Без часов.

— Ну, так то летчики, — ничего толком не поняв, протянул Тимша. — Я тоже где-то об этом читал.

— А я, может, в своем деле не хуже другого летчика, — подмигнул Ненаглядов. — Хоть и под землей…

— Ну, и сколько сейчас? — недоверчиво ввязался Косарь. — Как ты определяешь?

Ненаглядов прикинул что-то и, поднимаясь, сказал:

— Да так, вроде половина первого.

— Тимоха, закажи машинисту поглядеть на часы, когда к подъемке поедет, — сказал Косарь и тоже поднялся. — Давай нажмем, звеньевой, раз такое дело!

Комбайн снова заработал. Получалось, что когда на нем сидел Ненаглядов, а Волощук с Косарем крепили, дело спорилось лучше всего. С Ненаглядовым Косарю работалось хуже. Поняв это, Волощук уступал место старому проходчику, а сам брал ключ, подгонял хомуты, стягивал. Силы ему было не занимать, а уставал он не скоро, порядком измаяв напарника.

— Не сдюжишь с тобой, — выдохнувшись, пожаловался Косарь. — Здоров, как комбайн!

— А ты помене на стороне выматывайся, — предупреждающе напомнил Волощук. — Береги, брат, здоровье!

Занявшись очисткой транспортерной ленты, Тимша забыл о наказе, но Янков, вернувшись с порожняком, объявил:

— Кому на-гора приспичило? Без четверти час!

Косарь хохотнул, перекрывая гул комбайна, крикнул Ненаглядову:

— Точно! Даже лучше летчика, — и, обернувшись к Тимше, глядевшему с нескрываемым восхищением на старого проходчика, назидательно добавил: — Видал? Старайся! Лет через полста тоже научишься…

Недолюбливавший его выходки Волощук отмалчивался. В том, что Ненаглядов определял время и без часов, не было ничего удивительного — их заменяло ему на проходке многое другое, чему подчас не придавалось значения.

«Все имеет свое время, как на земле, так и под землей, — рассудительно думал Волощук. — Комбайн идет своей скоростью; мы подгоняем и ставим крепление — своей. Умей только замечать, как оно идет, — часы не нужны. И без них приучишься отсчитывать».

Сам он никогда прежде не задумывался об этом, работал как работалось, жил как жилось. А теперь все чаще говорил себе:

«Пришло наше время! Шутелками, как Косарь, не отделаешься: «Я-де не я!» Когда двести миллионов двинулись к лучшей жизни — один не отсидишься, даже под землей. Раньше ведь как было? — вспоминал Волощук, пока ключ будто сам собой крутил гайку за гайкой, стягивал хомуты. — Одни бросались вперед, другие поглядывали, что получится. Сейчас так не дадут. И пускай Косарь не хорохорится. Об этом уж мы, смена, позаботимся…»

Дня через два в общежитие явился незнакомый, маклаковатый парень. Брюки у него были франтовато выпущены на сапоги, рябая кепка сидела набекрень, толстый суконный пиджак — нараспашку.

— Федька Косарев тут проживает? — шумно вваливаясь в комнату, спросил он.

— А ну, выйди, — оторвавшись от тетрадки, приказал Волощук.

— Где он? — развязно повысил голос парень. — Тут живет или еще где?

— Я тебе сказал: выйди и постучись, — негромко повторил Волощук. — Спроси: «Можно?» Как все культурные люди…

Испуганно попятившись, тот закрыл дверь, но стучаться не стал, поняв видимо, что лучше не связываться.

Через час,