плечо, увидел приближающуюся опасность. Он не мог повернуть коня, не подставив себя под удар шпаги. Ему надо было выиграть расстояние. Единственное, что могло его спасти, была быстрота его скакуна. Он глубоко вонзил шпоры в его бока и помчался вперед во весь опор. Этот внезапный и неожиданный маневр был похож на бегство. В толпе раздались крики: «Трус! Проиграл бой! Ура Черному Всаднику!»

У Марион Уэд вырвался облегченный вздох. Чувство гордости отразилось на ее лице, глаза сверкнули восторгом. Разве он не настоящий герой, победитель, достойный владеть ее сердцем!

Она не отрываясь следила за этой бешеной скачкой и жаждала, чтобы Голтспер настиг своего противника. Она отнюдь не была жестокой, но ей хотелось, чтобы поединок пришел к концу, — она была измучена ожиданием.

Теперь ей уже недолго оставалось мучиться. Конец должен был наступить с секунды на секунду…

Капитан кирасиров, спасаясь от преследования Голтспера, рассчитывал, что он сумеет обогнать его на своем коне: у него был чистокровный арабский конь, отличавшийся быстротой и выносливостью, присущей этой благородной породе.

Но и за ним тоже гнался конь арабской крови, и он был сильнее и быстрее его. Словно стрела, выпущенная из лука, мчался конь кирасира, и словно другая стрела, но выпущенная более мощной рукой, мчался за ним вороной конь. Так они промчались по лужайке, вылетели на дорогу через ров, на поляну парка, один за другим, словно состязаясь в скачке; но их сверкающие доспехи, поднятые обнаженные шпаги, пылающие гневом лица — все говорило о том, что это состязание носит далеко не столь безобидный характер.

Скэрти пытался выиграть расстояние, чтобы иметь возможность повернуть коня и встретиться лицом к лицу со своим противником. Он знал, что сейчас он не может этого сделать — он не успеет увернуться от шпаги Голтспера. Но скоро он заметил, что не только не уходит от противника, но что ему грозит опасность быть настигнутым.

Толпа снова затихла, кругом стояла мертвая, зловещая тишина; все словно застыло в ожидании близкой развязки — страшного, неминуемого конца.

В этом состязании на скорость кирасир с самого начала оказался в невыгодном положении. Передние копыта черного жеребца уже задевали задние копыта его лошади. Еще секунда — и он будет настигнут! Шпага противника уже сверкала за его спиной, всего в каких-нибудь десяти футах.

— Сдавайтесь или проститесь с жизнью! — решительно потребовал Голтспер.

— Никогда! — столь же решительно раздалось в ответ. — Ричард Скэрти никогда не сдается и уж во всяком случае не…

— Да падет ваша кровь на вашу голову! — воскликнул Черный Всадник и, пригнувшись в седле, заставил взвиться на дыбы своего коня; тот, одним прыжком одолев расстояние, отделявшее его от коня кирасира, очутился с ним бок о бок, и в ту же секунду шпага Голтспера сверкнула в горизонтальном выпаде.

В толпе пронесся вопль: все с ужасом ждали, что капитан кирасиров вот-вот рухнет с седла, пронзенный этим ударом. Кираса в то время представляла собой только нагрудную броню, спина оставалась незащищенной.

И, несомненно, такой удар мог бы оказаться смертельным для капитана, если бы его не спас случай: конь Голтспера, рванувшись вперед, ударил передним копытом по задней ноге лошади Скэрти, и та, отпрянув на скаку, спасла своего хозяина от этого смертельного удара — удар пришелся не в спину, а в правую руку, чуть пониже плеча; шпага, вонзившись, ударила острием в стальную кольчугу под мышкой, а шпага кирасира выскользнула из его руки и отлетела в сторону.

Капитан кирасиров, выбитый из седла, рухнул на землю, а его лошадь с болтающимися поводьями умчалась вперед, оглашая воздух неистовым ржанием.

— Просите пощады или приготовьтесь к смерти! — вскричал Голтспер и, соскочив с коня, схватил левой рукой капитана за ворот, а правой угрожающе занес над ним шпагу.

— Остановитесь! — прохрипел Скэрти. — Остановитесь! — повторил он, разражаясь проклятьями. — На этот раз вам повезло. Прошу пощады!

— Все! — сказал Голтспер, вкладывая шпагу в ножны. И, повернувшись спиной к побежденному, молча зашагал прочь.

Толпа, сбежав с откосов рва, обступила победителя, поздравляя и приветствуя его радостными криками. Какая-то девушка в красном платье, протиснувшись вперед, бросилась перед ним на колени и протянула ему букет цветов. Это была подвергнувшаяся оскорблению красотка Марианна, которая так трогательно выражала ему свою благодарность.

Две пары глаз следили за этой сценой с ревнивой горечью: синие глаза Марион Уэд и зеленые глаза Уилла Уэлфорда, выступавшего в роли прославленного разбойника. Пожалуй, сам смелый Робин никогда не ревновал так свою возлюбленную Марианну!

Марион Уэд видела подношение цветов и видела, как они были приняты. Она видела, как Голтспер взял их из рук Марианны и поклонился ей с приветливой улыбкой. Марион не пришло в голову спросить себя: а мог ли он поступить иначе? Охваченная жестокими подозрениями, не помня себя, она незаметно спустилась с вала и бросилась бежать без оглядки домой, под родительскую кровлю.

Хотя капитан Скэрти лишился возможности продолжать бой, рана его оказалась неопасной. Он был ранен в правую руку и временно потерял способность владеть ею.

Он пострадал гораздо более нравственно, чем физически. По его мрачному, пылающему лицу солдаты и любопытные, обступившие его, видели, что его лучше оставить в покое — он не нуждается ни в их сочувствии, ни в их соболезнованиях.

Ему помогли подняться и оказали необходимую помощь. Когда раненую руку освободили от стальных нарукавников и фельдшер из его отряда остановил кровь, хлеставшую из раны, и наложил повязку, капитан Скэрти молча удалился с места своего падения и направился к валу, где стоял сэр Мармадьюк со своими друзьями. Дамы уже разошлись; после этого кровавого зрелища ни у кого не было охоты продолжать игры.

Сэр Мармадьюк остался на валу главным образом для того, чтобы выяснить, с какой целью капитан Скэрти пожаловал в его усадьбу.

Он не желал больше оставаться в неведении на этот счет и уже собирался допросить незваного гостя, но, увидев, что Скэрти сам направляется к нему, решил выждать.

По лицу Скэрти видно было, что он желает объясниться с хозяином дома.

Сэр Мармадьюк молча ждал, предоставив капитану начать разговор.

Подойдя к валу, Скэрти властно осведомился, здесь ли сэр Мармадьюк.

Он обратился с этим вопросом к поселянам, стоявшим на откосе, но те, видя, что сэр Мармадьюк здесь, и не зная, желает ли он, чтобы они отвечали утвердительно, промолчали.

Наглый тон капитана так возмутил сэра Мармадьюка, что он тоже не счел нужным ответить. Скэрти повторил свой вопрос. На этот раз сэр Мармадьюк был уже не в силах смолчать.

— Да,