Бырлад, Хуши шел обоз по зимнему валашскому пути. Не доходя десяток верст до Прута, передовую пятерку обстреляли из густой буреломной рощи. В старших был Федор Лужин, егерь опытный и сторожкий. Он и сам не понял, почему остановился перед опушкой и почему не повел свой дозор по узкой лесной дороге. Упала шапка снега с раскидистого куста, мелькнула какая-то тень, и в сторону пары посланных для проверки всадников ударило из-за деревьев несколько выстрелов. Егеря резко развернулись и подскакали к Цыгану.

— Данилка, к капитану с вестью, быстро! Прошка, отводи лошадей, чтобы не побили, — отдал он команду. — Боря, Ваня, вы со штуцерами за мной!

И вскоре хлестко ударили нарезные стволы. Через четверть часа подоспевшая рота россыпью вошла в лес. На снегу, под деревьями лежало три трупа, да еще пара кровавых следов уходила в самую чащу.

— Десятка три всего их было, — докладывал Лужин. — Мы по следам на пару верст в лес за ними зашли, но догнать так и не смогли. Вы же сами не велели далеко от дороги отрываться. А так бы можно было всех, кто там был, к ногтю прижать.

— Да зачем на них время тратить, еще и пулю шальную ловить? — кивнул капитан на уложенные в рядок трупы. — Довольно, проучили немного, теперь это уже забота для турок будет. И не определишь ведь, из каких они сами. Тут сейчас так всего понамешано! Ладно, до реки пара часов пути всего осталось, нужно ее засветло миновать, а на левом берегу мы на ночевку вставать будем. Трогаем, — распорядился он для всех. — Пластуны идут россыпью по придорожным кустам. Оружие всем держать наготове! Колонна, вперед!

Река Прут была скован льдом, и к вечеру обоз ступил ногой на молдавский берег. Передовой дозор уже скакал к нему обратно от небольшого, всего в несколько изб, селения.

— Ваше благородие, все грязное там, бедное, вот только трех баранов смогли у молдаван сторговать, да еще большой круг сыра и пару караваев, — доложился Лужин. — Может, ну их, эти дымные избы, господин капитан? Лучше уж здесь, у реки, заночевать? Там вон, в шагах трехстах у небольшого леска низинка одна хорошая есть, мы уже ее оглядели. Ежели там лагерь свой поставим, то ветром нас точно продувать не будет. Дровишки совсем рядом, лед топорами раздолбим, так что и из ручья можно будет воду набирать.

— Веди, — кивнул капитан, и обоз отклонился от тракта чуть вправо.

Располагались, как обычно, защищенным бивуаком. Все у егерей за этот долгий путь было давно отработано, и каждый из них знал свое дело. По внешней стороне лагеря ставились десять саней, а между ними размещали связанные между собой рогатины. В центре разжигали костры и устраивали временные укрытия из натянутых на колья парусиновых пологов. На кострах, в медных котлах кипела наваристая баранья похлебка, а рядом травяной отвар. Уставшие люди ужинали и, укрывшись пологами, прижимались друг к другу.

— Алексий, а расскажи нам, как там, в Руссии? — попросила Милица. — А то Катарина, вон, стесняется, а нам ведь это так интересно! Правда, что у вас из-за сильных холодов и метелей народ весь год ходит в шубах, а на площадях и перекрестках каждый день вешают людей и рубят им головы? Что все сплошь безграмотные, а с утра, как только встали, и перед ночным сном все, и даже женщины с детьми, пьют крепкое хлебное вино, чтобы только не замерзнуть?

Лешка замер, немного не донеся ложку ко рту.

— Ну да, а еще у нас по улицам медведи свободно гуляют, а курицы золотые яйца несут.

Девчонки открыли широко глаза и замерли в изумлении.

— Мифы это все, сказки и выдумки, — усмехнулся Егоров. — Россию из-за ее огромности традиционно боятся и не любят, а для невежественных людей специально рассказывают всяческие небылицы. Вы ведь сами культурные дамы? Вот даже и сейчас, пока Живан нас не слышит, мы с вами на турецком языке разговариваем. А ведь я самый что ни на есть необразованный из всех наших офицеров. Один у меня учитель-француз был, да и то он от такого вот ученика через три года сбежал. Вы приняли Российское подданство и едете в огромную, великую страну, которая уже сейчас стала для вас новой Родиной.

Развею для начала ваши мифы. Круглый год в шубах у нас никто не ходит, ибо с апреля месяца в большинстве российских губерний в них просто-напросто запаришься, и надевать их снова можно будет лишь в ноябре, а все это время между вот этими самыми месяцами стоит обычная теплая погода. Ну, она, может, чуть-чуть только прохладнее, чем у вас в Сербии. В южных наших губерниях произрастают виноград, персики, абрикосы, ну и прочие теплолюбивые культуры. Наше место за Бугом как раз вот таким и будет. Казни в Российской империи — явление крайне не распространенное. В последний раз массово рубили головы во время стрелецкого бунта при Петре I, а было это аж чуть ли не сто лет назад, ну, пусть даже немного меньше. За великое какое злодеяние, такое как, например, убийство, злодея казнить, конечно же, могут, но и то после искреннего раскаянья его, скорее всего, отправят в Сибирь на вечную каторгу. Матушка императрица у нас — монарх просвещенный и очень не жалует казни. В отличие, кстати, от Европ, где пачками вешают или рубят головы. У нас для такого приговора это еще сильно постараться нужно, чтобы получить. По грамотности вы и сами уже, наверное, все поняли. Среди людей вольных уровень образования у нас очень высокий, мало какой дворянин не знает несколько языков, на которых он и писать, и читать, и грамотно изъясняться может. Но вот с низшим сословием, таким, например, как крестьянство, тут, конечно же, все хуже. Хотя, сдается мне, в наше время практически всюду простолюдины не блещут большой грамотностью. Вы возьмите вот ту же Османскую империю, в которую Сербия входит в качестве провинции. Или, вон, соседнюю Австрию. Везде ведь все одинаковое.

Ну а по поводу пития крепкого хмельного — это уже и вовсе, я вам скажу, грубый навет. Царские кабаки в стране есть, и, соответственно, пьяницы тоже имеются, но вот подавляющая масса народа к хмельному почти не притрагивается. Только лишь на самых больших праздниках, да и то взрослые мужики, вошедшие в самую силу, чарку-другую только позволить себе могут. Для молодежи из народа это и вовсе непозволительно. Ну, в дворянстве, конечно, немного по-другому, хотя тоже чрезмерного пьянства нет. Я, вон, первый раз только лишь