крест на груди прицеплен, вот такой. Его самый большой гхинерал самолично ему на грудь приколол и повелел все время носить не снимая. Про крест этот говорят, что он за большое дело был дан, потому как он самого главного османского пашу пленил или, может, даже ранил!

А весна тем временем шла полным ходом. Прошли проливные дожди, согнав снег, и степь начала зеленеть.

— Живан, через три дня, первого апреля, мы трогаемся в путь, — делился со своим заместителем планами Алексей. — Доберемся на верховых лошадях до Умани, а там, на большом тракте, уже дальше на перекладных путь продолжим. К июлю следующего года ждите меня обратно. Бестужеву я тоже отпуск выправил, но он обратно пораньше, уже к Рождеству, вернется. Ты сам за меня уже ранее оставался, службу нашу знаешь, так что я за роту не переживаю. Как только земля подсохнет, на том самом месте, что мы с тобой выбрали, сразу начинайте учебный полигон по примеру Бухарестского строить. С этим переездом мы всю свою учебу забросили, а у нас чуть ли не половина роты из молодых солдат. Так что придется все наверстывать. Ну и пограничная служба тоже, друг, на вас. На казаков, сам видишь, надежды никакой нет. Это когда еще майор со своим бардаком в полку разберется!

— Все понял, командир, ты не волнуйся, сам говоришь, служба у нас налажена, порядок в роте есть, вот будем его поддерживать и смотреть за Бугом. Да ты кушай, кушай, — кивнул он на тарелку Алексея. — Девочки так старались, особенно Катарина, когда узнали, что ты к нам в гости зайдешь.

— Очень вкусно! Вот так хозяюшки, ох и вкусно! — похвалил ужин специально громко Лешка, чтобы его расслышали в соседней женской комнатушке. Там тут же смолкли все разговоры, и Живан насмешливо фыркнул:

— Чего-то секретничают там, шушукаются все.

— Алексий, вы так надолго от нас уезжать? — подошедшая в сенях к Лешке девушка несмело подняла глаза.

«А все-таки какая же она симпатичная», — подумал Лешка и разом отогнал от себя эту мысль.

— Да, Катарина, через три дня мне в дорогу. Сначала заеду в отцовское поместье, потом в Москву, а затем обратно в поместье и уже следующим летом буду опять здесь, на Буге. Вот глазом не успеешь моргнуть, опять тебе придется для меня ужин готовить. Я еще надоем вам всем здесь, — нескладно он пошутил.

— Зачем так говорить, мне радость — для вас готовить, — покачала она головой. — Целый год — это очень долго. Это вам, Алексий, чтобы не мерзнуть. Россия такой холодный, — и она подала ему широкий шарф. — Он из козий пух, я его сама связать еще в Бухарест, для ваш день рождений. Но вас тогда уже не быть здесь. Пусть он греть, а вы вспоминать немного меня.

— Спасибо, Катаринка, — улыбнулся Лешка и чмокнул ее в розовую щечку.

Та вспыхнула и быстро заскочила в дом.

«Ну совсем ведь ребенок! — подумал Егоров, шагая по улице к своей хате. — Шестнадцать годков еще только будет этим летом».

— Вот этот место затягивать на манжет ремнем, — объяснял Алексею Курт. — Я сделать только один насадка, больше у меня просто нет время. Она ввинчивается в сам протез винтом, — и он, достав из сумки деревянную крашеную ладонь, продемонстрировал, как она должна крепиться к основанию.

Лешка постучал по ней пальцем в восхищении.

— Ну ты и мастер! И ведь такой лак подобрал, что по цвету она прямо как настоящая. Не сразу даже отличишь!

— Да, неплохо, — согласился оружейник. — Но она только для красота, в ней нет никакой механизм. А я хотеть сделать так, чтобы рука могла немного работать, — и он попытался донести свою мысль до Егорова. — Сейчас весь кисть на протез собран в ладонь, но если хорошо подумать, то можно сделать так, чтобы пальцы сжимать в кулак или совсем раскрываться вся пятерня. Не знаю, может, даже сжимать предмет, мм… нож, ложка, яблоко можно. Но для этого нужно очень много думать и нужен очень хороший оборудований, — и Курт огорченно вздохнул. — А у меня сейчас нет даже своя мастерская. Весь мой работа — это ковать лошадиный подкова и править ось для телега.

— Потерпи, друг, — Алексей похлопал его по плечу. — Я же тебе обещал, что все у тебя еще будет? К тебе, вон, из соседних станиц уже даже местные приезжают, как только узнали, что в Николаевской новый умелый мастер появился. А Петро и рад-радешенек, у него вон сколько теперь новых заказов появилось. Коли захочешь, так и свою мастерскую здесь откроешь.

— Нет-нет, — отмахнулся тот. — Тут нет такой заказ и тот человек, который любит хороший и сложный работа. Вот только наш рота или из казачий полк интересный заказ с починкой оружий приносят. А весь остальное так, только простой крестьянский изделий. Но я подождать твой приезд. Кто-то же должен, пока хозяин нет дома, смотреть за весь железный и оружейный дело?

— Это точно, — согласился Егоров. — Присматривай, друг. Для нашей роты ты всегда останешься самым главным оружейником в унтер-офицерском звании. И пускай кто-нибудь только попробует не выполнить твое требование. Тогда он точно будет иметь дело со мной!

Глава 2. Карпыч

Первого апреля спозаранку девять всадников выехали северной дорогой из станицы.

— Ну как тебе, Савельевич, тяжело, небось, в седле держаться? — поинтересовался Егоров у бывшего ротного интенданта на первом же дневном привале.

— Да терпимо, вашбродь, нога-то — она ладно, тут, вон, седалище уже от такого отвыкло, — усмехнулся Потап. — Ничего, приноровлюсь, это все лучше, чем на одной ноге, словно бы воробей, прыгать.

До Умани добрались за неделю. Пятерка Лужина забрала коней и, попрощавшись, отправилась на юг в обратную сторону. На дорожной станции большого выбора не было, и, поспорив для порядка со смотрителем, Лешка дал команду занимать своим людям крытый тарантас.

— Уперся, зараза. Вас, говорит, четверо едет! Никак, дескать, нельзя на одной повозке такое. Не положено, и все тут. Ладно, хоть сговорились потом, я ему доплатил сверх подорожных, ну он и дал добро. По регистрационному журналу нас как бы двое сейчас с Алексеем Александровичем едет — это капитан Егоров и поручик Бестужев. Четырех лошадей впрягать будем. Похоже, таким вот именно «макаром» нам и дальше сговариваться будет нужно. Только, Вась, тебе придется возле кучера на козлах ехать. Как ты?

— Да мне-то, Алексей Петрович, это только за радость, — обрадовался Афанасьев. — Ну, вот чего я в тесноте-то буду с вами сидеть?

Дальнейший путь до Киева шел по уже