Ну вот, выдала своих тайных гостей.

— Я знаю, что они приходили к тебе, Элис. Конспираторы, — рассмеялся Эвераш. — Мне известно все, что происходит в башне. Скоро ты сама это ощутишь. Значит, фамильяры почувствовали в тебе магию?

— Да. По их словам, с первой капли крови. А вот зачем надо было это скрывать ото всех, я так и не поняла.

— Почему же дар никак себя не проявлял? — вмешалась мама. — И храмовники его не обнаружили. Ни в детстве, ни потом.

— У меня есть некоторые предположения… Пока только предположения. Думаю, сегодня мы получим ответы на все вопросы.

— А это не опасно для Элис? — нахмурилась мама. — То, что ты собираешься делать?

— Это всегда неприятно. Иногда болезненно, — Эвераш перестал улыбаться, но взгляда не отвел. Смотрел прямо. Говорил уверенно и четко. — Но я сделаю все, чтобы закончить, как можно быстрее, и никогда не причиню вреда нашей дочери.

Мама судорожно выдохнула, стиснула мою ладонь, и он добавил уже мягче:

— Это необходимо, Гестина. В первую очередь, для нее самой.

Мама еще раз сжала мои пальцы, нехотя выпустила их, погладила и шепнула:

— Идите.

— Элис, — повернулся ко мне Эвераш. — Ты готова?

Готова ли я? Мне страшно и любопытно. Очень страшно и ужасно любопытно. Хочется одновременно сбежать отсюда подальше и немедленно отправиться с высшим. А еще мне кажется, что я стою на пороге удивительного открытия, которое изменит мою жизнь. Так готова ли я?

— Да, готова.

То, что Эвераш называл коротким словом «лаборатория», занимало несколько подземных этажей.

Мы прошли длинной анфиладой комнат, уставленных столами, непонятными, мерно жужжащими приборами, пюпитрами с книгами и огромными наглухо закрытыми шкафами. В некоторых помещениях все стены занимали полки с колбами, ретортами, тиглями и кристаллами разных форм, цветов, оттенков. А в других вообще ничего не было, даже света — лишь затейливые мерцающие рисунки на полу, и все.

Время от времени нам попадались какие-то люди, вернее маги, простые люди тут вряд ли работали. Улыбались, почтительно здоровались с алхором, кидали на меня сдержанно-любопытные взгляды, и тут же возвращались к своим делам. От тех, кто пытался о чем-то спрашивать, лорд нетерпеливо отмахивался: «Потом», и мы, не задерживаясь ни на мгновение, продолжали свой путь.

Наконец, мы оказались в небольшой круглой, совершенно пустой комнате. Никаких устройств, загадочных конструкций, магических или простых. Лишь странные, отливающие серебром стены, такого же цвета ковер на полу и разбросанные по нему подушки.

Как только мы вошли, Эвераш, не оборачиваясь, махнул рукой. Дверь за нашими спинами бесшумно захлопнулась. по ней пробежали белые сполохи, миг — и она затянулась такой же серебристой пеленой, что покрывала стены.

— Располагайся, — предложил лорд, и пока я растерянно озиралась, первым опустился на пол, вернее, на одну из подушек, указав мне на соседнюю.

— Это зал для медитаций… М-м-м… Для определенных практик, — пояснил он, когда я заняла место напротив. Кивнул на стены. — Сцер — очень редкий магический минерал, он помогает расслабляться и в то же время сосредотачиваться на необходимом, погружаться в себя. Тебе удобно? Если нужно, я добавлю подушек.

— Нет, не надо.

Сидеть, действительно, было удобно, особенно после того, как я скрестила ноги, повторив позу Кронерда.

— Тогда, начнем.

— А... Это все? — Окинула подозрительным взглядом комнату.

Я не могла отделаться от мысли, что все происходящее несерьезно. Шла, готовилась, боялась, наконец, а тут ковер, подушки, разговор об удобстве.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Эвераш.

— Когда служители Пресветлой проверяли нас с бра… с Талимом, у них имелось много разных приспособлений и массивные кресла с ремнями. Нас привязывали к ним, говорили, это необходимо. А еще они использовали кляпы, для тех, кто слишком громко кричал.

Я передернула плечами. По спине пробежал колкий озноб, стоило лишь вспомнить, каково мне тогда пришлось.

— Храмовники, — не сказал — выплюнул Эвераш, добавил какое-то незнакомое слово, очень похожее на ругательство, а потом уже мягче продолжил: — Нет, Элис, ничего из того, чем пользуются жрецы Каари, нам не понадобится. Все, что от тебя требуется, это расслабиться и слушать меня.

Он осторожно накрыл своими ладонями мои, лежавшие на коленях.

— Смотри на стену прямо перед собой. Не двигайся. Не думай. Просто смотри. Когда почувствуешь, что хочется закрыть глаза, так и сделай.

Веки опустились сами собой.

Я висела посреди вязкого серого тумана… Нет, не висела — прилипла к нему, как муха к меду, спеленутая по рукам и ногам.

— Иди на мой голос, Элис.

Попробовала дернуться, какое там. Не дрогнуть, не шевельнуться. Я и дышала-то, кажется, с трудом.

— Ну, что же ты, девочка? Я здесь... Иди.

Еще одна попытка — и снова неудача.

Эвераш вздохнул, отпустил мои руки, подождал, пока я открою глаза.

— Элис, дай мне медальон.

Высший не выглядел расстроенным, скорее, заинтересованным.

Сняла с шеи подвеску и протянула лорду. Он взял ее, повертел в пальцах, потом хмыкнул, шепнул что-то, и кулон, вспыхнув, за считанные мгновения сгорел в черном пламени прямо на его ладони.

— Вот так, — безмятежно прокомментировал Эвераш, потер ладони и снова повернулся ко мне: — А теперь, давай, снова попробуем.

На этот раз туман уже не казался таким маслянисто-липким. Я, пусть с трудом, могла двигаться, и неуверенно пошла на зов отца в мутное удушливое марево, которое с каждым шагом становилось все менее густым и плотным. Но когда впереди долгожданным маяком блеснула широкая, яркая полоса, и я попыталась ускорить шаг, неожиданно нахлынула боль. Резкая, жгучая, острая она захлестнула меня, скрутила, выворачивая наизнанку, и свет померк. Я потеряла сознание.

Глава 11

— Элис, девочка моя... Очнись, Эли… — пробился издалека взволнованный голос.

Лица коснулись чуткие пальцы, по телу прошла приятная теплая волна, омывая изнутри, и я с трудом разлепила тяжелые ресницы.

Я полулежала, прислонившись к груде подушек, а надо мной склонился встревоженный Эвераш.

— Что произошло? — приподнялась, села, опираясь на протянутую руку. — Что со мной? Это все потому, что у меня нет дара?

Голова кружилась, перед глазами порхали белые мушки, в гортани застрял тугой колючий комок, но не это и даже не перенесенная боль, а мысль, что у меня может не оказаться магии, расстроила больше всего.