вполне корректно и обоснованно. Увы, из-за недостаточной опытности мы этого не сделали.

А тем временем, как известно, на меня вышел «служащий военного комиссариата провинции». Видимо, это был «режиссер» всего действа местной контрразведки. Центр систематически направлял нам свои предостережения, рекомендации и советы как вести себя и как держаться, находясь «под колпаком». Обычно в эти рекомендации включался опыт коллег в других странах. Предположить появление «тяжелой артиллерии» — сотрудника спецслужб — Центр не мог, и вся тяжесть работы с ним легла на мои плечи. Интуитивно я правильно избрал линию поведения: точно и с готовностью отвечал на вопросы «служащего комиссариата». Ведь, как известно, интуиция — отражение накопившегося опыта. Как мог, я старался расположить к себе непрошеного и нежданного «визитера», чтобы у него создалось выгодное впечатление, что перед ним находится лояльный гражданин страны. Ни одной запинки в ответе, никакой уклончивости, все как на духу: мол, понимаю, что передо мной находится представитель власти. И «трюк», если можно применить здесь это слово, удался.

Из всех настораживающих сигналов больше всего беспокоило, конечно, поведение Мориса, предложившего Жанне текст, исполненный на русском языке.

Факт вроде бы незначительный, но в совокупности с другими моментами, такими как непосредственный выход на меня сотрудника спецслужбы, «качнул» треугольник мнений. Центр склонялся к тому, чтобы нас отозвать. Так появилась на свет и ушла к нам телеграмма с формулировкой «считаем целесообразным». Направленность проводившихся контрразведывательных мероприятий давала основание Центру предполагать, что нас основательно заподозрили в принадлежности к советской разведке. По крайней мере, такое мнение возобладало среди руководителей и сотрудников Центра.

ЖАННА

Как-то Морис завел со мной разговор о религии:

— Скажи, пожалуйста, приходилось ли тебе бывать в Ченстохове?

— Да, в этом городе я бывала.

— Почему он так называется? Чем он знаменит?

Хорошо зная историю этого города, я пояснила, что название города «Ченстохова» состоит из двух слов: «ченсто» — (часто) и «хова» — (прячется). Объясняется это тем, что местность вокруг города холмистая и при приближении к нему он на горизонте то появляется, то исчезает, отсюда и название — «часто прячется».

Знаменит он тем, что на возвышенности, называемой Ясной Горой, стоит кафедральный собор, в котором хранится как национальная святыня икона «Черная Мадонна». По заключению историков, это, вероятнее всего, одна из византийских икон Паулинского монастыря «Ясная Гора», построенного в 1382 году. На праздник Матки Боски со всех концов страны прибывают богомольцы, чтобы помолиться «Черной Мадонне». В давние времена паломники добирались до города пешком, а на возвышенность, к собору, уже ползли на коленях. Сейчас богомольцы приезжают в Ченстохову, пользуясь транспортом.

— А как проходит там праздник Матки Боски? — допытывался Морис.

Мгновенно мелькнула мысль — очередная проверочная акция. Неймется нашему «другу» архитектору и его наставникам из местной спецслужбы. Я почувствовала, что ему кое-что известно о Ченстохове и он проверяет мои знания. Пришлось более подробно ос тановиться на деталях истории этого города, известном как место паломничества католиков. Я подробно описала ритуал ежегодного празднования и в этот момент с удовлетворением вспомнила наши поездки, по некоторым городам Польши, в том числе и в Ченстохову, предпринятые в свое время в целях изучения истории страны. Рассказ о праздновании дня Матки Боски в кафедральном соборе на Ясной Горе в Ченстохове был выслушан Морисом с большим интересом и, как видно, вполне его удовлетворил.

Очевидно, безапелляционный Морис Добривое самоуверенно полагал, что свое задание он разыгрывает как по нотам, на редкость тонко, дескать, комар носа не подточит. Своим пронизывающим взглядом в упор сверлил меня, очевидно рассчитывая увидеть мое фиаско, мое искаженное страхом лицо… Но бесцветная работа агента закончилась такими же бесцветными результатами. Переиграть нас он не сумел, как ни старался. Все дело в том, что Морис явно переусердствовал.

Мы же продолжали вести себя как ни в чем не бывало, спокойно, сдержанно, не нервничали. Твердо знала: атмосфера туманной и зыбкой неопределенности рано или поздно прояснится. Поэтому наиболее логично было делать вид, что нам непонятен «скрытый» смысл его «каверзных» уточнений. Мы, дескать, не догадываемся, что послужило причиной такого поведения нашего «друга».

Однажды к концу дня я спустилась вниз, чтобы проверить вечернюю почту. На лестнице услышала приглушенный разговор, а затем увидела незнакомого мужчину и соседку, проживавшую на первом этаже. Уловила сказанные ею слова: «Вот и она», сопровождаемые легким кивком головы в мою сторону. Незнакомец — высокого роста брюнет в темном костюме — стоял вполоборота к лестнице, по которой я сходила. Не поворачиваясь, он покосился на меня. Я поприветствовала соседку, проверила почтовый ящик и вернулась к себе. Вечером Сеп внимательно выслушал мой рассказ о случившемся и, подумав, сказал:

— Мало ли кто о ком судачит на лестничной площадке.

Пару дней спустя, прибирая на лестнице, встретилась с соседкой по этажу, с которой сложились добрые, даже приятельские отношения. Мы при встречах любезно обменивались новостями, делились своими хозяйственными заботами, болтали о здоровье и погоде. На этот раз соседка, понизив голос до шепота, таинственно произнесла:

— Вы только, пожалуйста, никому не говорите. Недавно у нас в подъезде побывал детектив.

— Вот как! Но ведь в доме все спокойно, никаких происшествий нет, — ответила я, внутренне насторожившись.

— Как мне рассказала соседка с первого этажа, детектив особенно интересовался дамой, проживающей этажом ниже, как раз под вашей квартирой…

— Что она могла такого сделать? — изобразила я крайнее удивление. — Это одинокая женщина, ее совершенно не видно и не слышно.

— Соседка утверждает, что ее навещают мужчины. Детектив также интересовался другими жильцами, в том числе и вами, — доверительным тоном произнесла собеседница.

— Что же он не зашел к нам? Мы могли бы сами ответить на интересовавшие его вопросы, — ответила как можно спокойнее, даже с вызовом.

— Не знаю, не знаю. Как соседка сказала, он спрашивал, чем жильцы занимаются, кто их навещает, поздно ли возвращаются домой, нет ли семейных ссор.

Вечером мы с мужем обсудили эту новость и пришли к выводу, что проверка продолжается и приняла обычную для спецслужб форму — установку, то есть сбор, сведений по месту жительства.

Факты, о которых сообщил Сеп, — только часть проводившихся спецслужбами в отношении нас акций, когда мы находились «под колпаком». Проводились и другие достаточно острые и искусные мероприятия. Например, сомнений не вызывало, что наш домашний телефон прослушивается, а личная корреспонденция просматривается. Следует отдать должное оперативникам спецслужб: подчас они проявляли незаурядную выдумку, умение и завидное терпение. Наше преимущество состояло в том, что мы ожидали столкновения с «оппонентами» и, как полагаем, сразу же определили «момент