Выпрямляюсь в санях и прислушиваюсь: как такое вообще возможно? Я слышу фырканье лошадей, слабый свист ветра в еловом лесу и собственное дыхание. Еще больше наклоняюсь вперед, чтобы обратиться к человеку, который управляет санями, но, к моему ужасу, место, где он буквально только что сидел, пустое. Он исчез!

Логические объяснения этому в моей голове сражаются за превосходство с самыми идиотскими идеями. Если бы он спрыгнул, я бы заметила. Да и зачем ему так делать? Хотя тут могут быть замешаны древние ведьмы и колдуны: они могли схватить беднягу и стащить его с саней, чтобы похитить меня. Однако это никак не объясняет безмолвие колокольчиков.

Я высвобождаюсь из-под горы одеял и перелезаю на место возницы. Поводья, к счастью, завязаны узлом и прикреплены к сиденью. Пытаюсь развязать их, чтобы восстановить контроль над санями, но мои пальцы так замерзли и дрожат, что мне никак не удается справиться с узлами. Сани, меж тем, скользят по снегу удивительно быстро и притом почти бесшумно. Хлопья снега летят мне в лицо, лошади то и дело похрапывают.

Я поднимаю взгляд, пытаясь сориентироваться на местности. Учитывая скорость движения, мы уже давно должны были доехать до моего дома, но его нигде не видно. Неожиданное касание к моей спине заставляет меня застыть. Я готова поклясться, что нечто мягкое сейчас задело мое пальто. К тому же абсолютно уверена в том, что за мной кто-то наблюдает. Готовясь к худшему, я медленно оборачиваюсь.

Дрожь пробирает все мое тело, но – когда вижу, что за гость оказался на том месте, где раньше сидела я, – вздыхаю с облегчением. Очень маленький и округлый, но больше в снежных вихрях метели мне не разглядеть. Я вздрагиваю, когда существо вновь взлетает и тенью кружит над санями. В конце концов, оно приземляется – на мою голову. Вернее, на капюшон моего пальто.

– Эй, что за дела? – спрашиваю я.

Я вновь обретаю мужество, потому что понимаю: существо, которое сидит у меня на голове – птица. Филин, если я правильно истолковывала его очертания. На самом деле в этом нет ничего необычного, ведь эти птицы частенько отправляются на охоту после наступления ночи. Если не принимать во внимание того, что обычно они не приземляются на человеческие головы.

– Нам нужно поговорить! – сообщает филин.

Могу поклясться на чем угодно, но вслух он этого не произносил. И тем не менее я знаю, что он это сказал. Передал это сообщение прямо в мои мысли!

Сани все мчатся и мчатся по заснеженной дороге, – дороге, которой не может существовать в реальном мире, потому что в действительности мы уже давно покинули бы лес и попали на открытую местность с пастбищами и полями, утопающими в сугробах. Но мы все скользим и скользим вперед по необычайно темному и тихому ельнику.

– О чем ты хочешь поговорить? – спрашиваю я вслух. – И не откажи в любезности переместить нас куда-нибудь еще. Ты тяжелее, чем думаешь.

Птица взлетает и, сделав еще один круг в воздухе, приземляется на изогнутую спинку саней. Меня не покидает ощущение, что этот филин – не настоящая птица, а дух сумасшедшего мельника. Должно быть, это тот самый филин, который сидел на остановившихся часах на чердаке в доме гномов.

Я возвращаюсь на свое место и снова закутываюсь в одеяла, пока голос филина в моей голове читает лекцию. Его голос – голос всезнающего старца, пронизанный печально-саркастическими нотками. И словно речной поток под толстым слоем льда зимой, в его словах звучит песня, куплеты которой повторяются вновь и вновь – о том, насколько я недостойна, сколько вины взвалила на себя одним своим существованием.

– Ты не первое дитя подобного рода, – провозглашает он. – На случай, если ты, при явном отсутствии сообразительности, вдруг подумала иначе. Короли и Королевы-Призраки, которые любили развлекаться с людьми, существовали всегда. Их дети-бастарды не принадлежали ни к тем, ни к другим. Некоторые из них становились сносными ведьмами и колдунами, которые внушали людям страх, тем самым вызывая уважение. Однако большинство из них проживали свои жизни, будучи бесполезными изгоями. Ты, дитя из пепла, принадлежишь к числу последних.

– Но я совсем не чувствую себя изгоем.

– Да что ты? Как обстояли дела, пока на горизонте не появился принц? Тебя любили? Замечали? Ты была в центре внимания? Ответы на эти вопросы известны нам обоим. Появился принц – и ты получила признание. Но когда принц уйдет, ты падешь еще ниже, чем раньше.

– Мы говорим об одном и том же принце?

– Единственное, – раздается у меня в голове, – что отличает тебя от всех остальных бастардов – это ключ.

– Что еще за ключ?

– Ключ, который способен разбудить Короля-Призрака. Потому что твой отец не мертв. Он лежит холодный как лед, погруженный в глубокий мертвенный сон, и ждет своего спасения.

Вот это новость! При условии, что все происходящее сейчас – не плод моей разыгравшейся фантазии. Хотя я не склонна списывать этот разговор на свое бурное воображение: сама бы я никогда не стала унижать себя так, как это делает глупый филин.

– И какое отношение этот ключ имеет ко мне?

– Ты – единственный человек, который может найти и использовать ключ.

– Ах, вот так?

– Ну, – начинает филин, – в этом и заключается весь смысл твоего существования. Если ты справишься с предначертанным, то Великие и Мудрые обеспечат твою безопасность.

Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Вся эта ситуация кажется крайне причудливой, однако не настолько странная, чтобы помешать мне выразить свой гнев, тщательно подбирая слова:

– Послушай-ка меня, друг мой! Ты можешь почитать и преклоняться своему великолепному ключу, но мне нет до него никакого дела. Мой отец откусил отравленное яблоко, а это значит, что его вряд ли можно считать образцом изощренности и сообразительности. Великие и Мудрые, чью благодарность ты так старательно мне обещаешь, тоже, как видно, не смогли предотвратить катастрофу, из чего я делаю вывод, что умом и сообразительностью они не отличаются от моего отца. Тебя, кстати, это тоже касается. В течение восемнадцати лет ваш неудачливый отряд призраков ни разу не показался мне на глаза и даже не помог мне, пока, как ты правильно заметил, я не оказалась в центре внимания жителей Амберлинга. Само собой, теперь я вряд ли буду стремиться к сомнительной чести заполучить этот дурацкий ключ. Тебе-то известно, где прячется этот ключ? Может, сам сможешь разобраться в этом, ведь ты же у нас такой бесконечно мудрый?

Во время этой речи мой голос становится все громче и громче, и впервые с тех пор как мы заскользили сквозь тьму по этой бесконечной дороге, лошади меняют темп. Они замедляются, переходят на тихую неторопливую рысь.

– Ты непочтительна! – скрипит голос в моей голове. – Непочтительна, самонадеянна и глупа. Увидишь, куда это тебя приведет.

– И куда же? – парирую я. – Куда это меня приведет, скажи? Может, расскажешь мне что-нибудь стоящее и полезное вместо того, чтобы оскорблять и угрожать мне? Неужели ты не понимаешь, как глупо себя ведешь?