Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот и все, — сказал он, приблизившись к женщине с веретеном. — Теперь уж меня ничто не держит.
«Я запираю память на ключ. На тот самый ключ, что ты хранишь. Я не помню никакой девушки с веточкой жасмина в черных кудрях, не помню ее голоса, ее прикосновений, до смешного робких… И себя я не помню тоже. Я просто искатель приключений, и я их наконец-то нашел!»
— Тогда идем, — ответила она, придержала веретено и концом его указала на водопад, над которым искрились бесчисленные радуги. Водяные струи разделились, будто раздвинулись тяжелые портьеры, и Владычица вод вошла в темную пещеру и поманила Ирранкэ за собой. — Идем, не медли! Или ты передумал?
— Нет, госпожа, не передумал, — отозвался он и переступил черту, отделяющую наш мир от мира тех созданий, что остались, мы думали, лишь в легендах и детских сказках.
— Не отставай, — сказала она и пошла дальше, только платье едва заметно светлело впереди.
Сперва ничего не было видно, и пусть даже алии прекрасно видят в темноте, сейчас это не спасало, приходилось идти ощупью. Стены всякий раз оказывались разными: то теплыми и шершавыми, то гладкими, то поросшими мхом, то холодными и осклизлыми…
Наконец впереди забрезжил свет.
— Вот мое королевство, — произнесла Владычица вод и шагнула к небольшому озеру, вновь раскручивая веретено.
Маленький водопад по-прежнему вздымал водяную пыль над озером, и радуги плясали над ним. Поодаль над кувшинками вились стрекозы, где-то квакала лягушка…
— Госпожа?
Она молча указала на небо, и я вместе с Ирранкэ посмотрела туда.
Солнца не было. По-прежнему блистали и переливались крохотные капли на одежде и волосах Владычицы вод, сияли радуги в тучах брызг, которые вздымал водопад, но…
— Добро пожаловать, — сказала она. — Здесь никогда не наступает ночь. Здесь всегда царит лето. Думаю, тебе понравится, Ирранкэ. Не этого ли ты искал?
— Возможно, — ответил он и звучно ударил себя по щеке. — А от комаров никак нельзя избавиться, госпожа?
В ответ Владычица вод рассмеялась…
Я очнулась под звуки серебристого смеха, ледяного и веселого.
Руки застыли, я не чувствовала пальцев, все тело будто онемело.
В комнате по-прежнему было темно, даже в зеркале уже не плясали огоньки погасших свечей.
— Марион? — негромко произнес Ирранкэ. — Ты… не нужно было так долго. Ты же…
— Ири! — Я потянулась к дочери, дотронулась до ее теплой щеки, услышала ровное дыхание и немного успокоилась.
— Спит, — подтвердил он. — С ней ничего не случилось, она же наполовину моей крови… А вот тебя трясет.
— Это от страха, — шепнула я.
— Пока я не показал ничего такого, что могло бы тебя напугать.
— Разве? А эта… пряха?
— Что же в ней страшного? Женщина как женщина.
— Она в воде не отражается, — пробормотала я, — а еще… еще у нее веретено не в той руке.
— Вот, сразу женский взгляд виден! — негромко рассмеялся Ирранкэ. — Я не сразу приметил, что не так с ее пряжей…
Я могла припомнить, что была в герцогском замке одна служанка, левша — сколько ее ни переучивали, толку не выходило, но уж зато она одной левой управлялась с работой так, что иные правши позавидовали бы… А прясть ей не давали — левой рукой прядут только в особые дни, а в иные — это слишком дурная примета.
Но что проку от моих воспоминаний?
Ирранкэ тем временем зажег свечу, встал и легко поднял Ири на руки. Она даже не подумала проснуться, вздохнула и попыталась устроиться поудобнее.
— Пускай спит, — шепнул он, уложив ее на перину в маленькой комнатке и укутав своим плащом. — А мы можем еще поговорить.
— Услышит…
— Ничего она не услышит, — ответил Ирранкэ, притворив хлипкую дверь и сев на кровать рядом со мной.
— Ты…
— Забыла? — Он осторожно провел кончиками пальцев по моему лбу, по полуприкрытым векам, притронулся к губам. — Хорошо спалось тогда?
— Как никогда прежде, — честно ответила я, прикоснувшись к его изувеченной щеке, к волосам, прохладным и гладким, как прежде, их цвета было не разобрать в темноте… — У тебя руки холодные.
— Странно, что у меня сердце до сих пор не обледенело, — усмехнулся он.
— Скорей-скорей, — пробормотала я, вспомнив слова Ири. — Скорей-скорей! Оно не могло обледенеть, ты гнал его вскачь… Но почему? Что такое ты узнал? Кто эта женщина с веретеном?
— Владычица вод, — негромко произнес Ирранкэ, а потом вдруг откинул одеяло и велел: — Забирайся, я пока ставни закрою. Ветер в эту сторону, до утра комната совсем выстынет.
— А Ири… — начала было я, но тут же сообразила, что в маленькой комнатке окон нет, там теплее, а на перине да под меховым плащом дочь уж точно не замерзнет! А если вдруг и озябнет, ко мне придет.
Я быстро скинула платье и нырнула под одеяло. Постель была холодной, как-то не озаботились мы грелками, а уж когда ко мне присоединился Ирранкэ…
— Ох… У тебя не только руки ледяные, ты сам, похоже, окоченел, — невольно прошептала я. — Дай согрею…
Кровать была широкой, не то что моя, но мы все равно прижимались друг к другу теснее некуда. Это было совсем как в прошлый раз: Ирранкэ цеплялся за меня, живую, земную… Но тогда он полагал, что ему угрожает всего лишь смерть, а это не так уж и страшно!
У меня были мужчины после него, после рождения Ири, и вовсе не дурные. Они хорошо знали женщин и умели доставлять удовольствие, но все равно поутру я вставала с отчаянным желанием поскорее отмыться, как бы ни было хорошо мне той ночью. А теперь…
Несколько лет назад Ири затащила меня летом к лесному озеру, почти совсем заросшему — только посредине зияло оконце чистой воды. Да и вообще, как по мне, это было не озеро, а самое настоящее болото.
— Не бойся, — сказала мне дочь, когда мы, оскальзываясь на упавшем, давно лишенном коры дереве, добрались до прогалины во мху и разделись. — Там чисто, не смотри, что вода черная, она прозрачная, вон — дно видать!
— Если я утону, это будет на твоей совести, — сказала я, задержала дыхание и окнулась в черную как смоль и прозрачную, теплую у самой поверхности и прохладную у дна чистую воду…
Лесное озеро приняло меня на руки, покачало и позволило опуститься вниз. Кругом колыхались водоросли, выше виднелся ковер из мха, и когда я оттолкнулась ногами от мягкого торфяного дна, то врезалась в него головой, немного промахнувшись мимо оконца, и Ири долго смеялась, помогая мне выбрать зелень из волос, и дразнила русалкой.
Никогда мне еще не было так легко, как после купания в лесном озере, чьи черные воды будто смыли все тревоги и горести…