— Нет, я не пью.

— А чего так: своей дури хватает?

— Нет, просто не нравится. Невкусно. Бандит от души рассмеялся:

— А вот нам с Фиксой по нраву. Мы еще по одной накатим.

Оба бандита выпили и начали смачно закусывать. Внезапно Боцман решительно поднялся:

— Ну все, Пашка, нам пора. У всех дела. Ты тут свободу обмывай, а мы пойдем.

Пашка охотно кивнул:

— Как скажешь, так и будет. Матери о моем появлении не говори. Не надо старушку зря обнадеживать. Все равно скоро опять приземлюсь копчиком на лагерную шконку. Да и вы, пацанва, рот на замке держите. Если меня здесь накроют, разбираться не буду, кто проговорился, — всех порешу. Так что каждый за всех в ответе. А ты, Борис, не забудь: завтра с утра у пивной на Плющихе. Принесешь то, что я сказал. Все, можете сматываться.

Проделав обратный путь и выйдя на улицу, Нинка упрекнула:

— И надо было вам обо мне упоминать. Небось, рассказали о несостоявшейся стычке, и как я оружие вынесла.

Сверчок виновато начал оправдываться:

— А что нам было делать? Пашка, узнав, что завелась в компании порядочная девчонка-музыкантша, в ярость пришел. Хотел тебя сразу завалить, чтобы не протрепалась. Пришлось тебя рекомендовать.

— Слушай, Боцман, если твой брат с этим Фиксой, действительно, по амнистии освободились, то чего он домой к вам не идет, а на чердаке ночевать собирается?

— Намекнул, что по пути домой они в Ростове на какомто серьезном деле засветились и находятся в розыске. По известному милиции адресу идти нельзя. К тому же к нам приходил накануне участковый, просил сообщить, если Пашка появится.

— Ну а ты зачем завтра с ним на Плющихе встречаешься?

— Мы, тебя защищая, рассказали о нашем оружии, которое я в подвал дома Мустафы перепрятал. Вот он и велел ему волыны с патронами передать.

— И ты пойдешь?

— А куда мне деваться? Да к тому же мы из-за этих пистолей чуть свободы не лишились. Лучше от них избавиться.

— А если Пашка с Фиксой убьют кого-нибудь из этих, как ты говоришь, волын?

— Не хочу я об этом думать. Будем надеяться, что Пашка скоро отсюда уедет и опять в тюрьму сядет. Ты, Нинка, пока на чердак не ходи. Мы там собираться не будем. В случае чего в подвале дома Мустафы найдешь когонибудь из наших ребят. А пока сиди тихо, и на глаза Пашки с Фиксой не попадайся от греха подальше.

— Ты его боишься? Ведь ты боксер.

— Он без всякого занятия спортом быка одним ударом с ног свалит: накачал силу на лесоповале. Да и нож пустит в ход без рассуждения. Для него человека убить — что тебе надоедливого комара прихлопнуть.

— Так ты же его родной брат!

— Плевать он на это хотел. Мы с ним почти вместе и не жили. Он все время за решеткой. Да к тому же Пашка считает, что мать меня больше его в детстве любила. И от обиды и меня, своего брата, может не пощадить. Ну ладно, заболтались. Расходимся. Мне надо еще в подвал слазить и оружие для Пашки достать. Может быть, после этого уедет из Москвы быстрее.

Нинка направилась домой. Ее тревожило появление неподалеку опасных преступников. Но в этот вечер очередной сердечный приступ матери отвлек ее от тревожных мыслей. Она вызвала неотложную медицинскую помощь, и Софью Ивановну отвезли в больницу. Теперь в свободное после школы время Нинка бежала в больницу и ухаживала за матерью. Эти заботы отодвинули на задний план, в глубины сознания, появление на чердаке соседнего дома разыскиваемых милицией уголовников.

Но на пятый день, когда она возвращалась домой из больницы, ее во дворе поджидал взволнованный Боцман. Отведя Нинку к скамеечке в углу двора, с отчаянием произнес:

— В беде я, Нинка. И не только я, но и ты, и все наши ребята.

Жалобные нотки в голосе обычно уверенного в себе Боцмана невольно встревожили Нинку:

— Давай, Боцман, не тяни, рассказывай все по порядку.

— Помнишь, Пашка мне назначил свидание на Плющихе? Пришел я туда в пивную. А там гуляют втроем Пашка, Фикса и Шарик.

— Пашке известно о роли Шарика в той истории с голубями?

— То-то и оно, что я, защищая тебя, рассказал все в деталях. Ты слушай дальше. Передал я им сверток с оружием, а Пашка меня не отпускает. Побудь, говорит, с нами, сейчас еще водкой затоваримся и к берегу Москвы-реки спустимся. Там и продолжим гулянье на свежем воздухе. Пришли, они все выпили, а я не стал. А потом Пашка предъявил Шарику претензии, что тот стучит мусорам. Припомнил старые дела и как он нас с оружием в проходном дворе Карманицкого переулка подставил. Шарик в отказ. А Пашка с Фиксой сняли с Шарика рубаху, в нее тяжелый булыжник положили и на шее у него завязали. Шарик сталь молить о пощаде, а Пашка подвел его к берегу и сбросил в воду. Тот даже не вскрикнул: ушел под воду — и только пузырьки на поверхности забулькали. Как все просто: был человек — и нет его. Мгновения какие-то. И все.

— Тебе жалко этого подлого стукача?

— Не в нем дело. Просто Пашка дал мне понять, что жизнь чужая для него и копейки не стоит. Да еще предупредил, что я теперь повязан с ним смертью и в случае его ареста пойду под суд вместе с ним.

— Дело плохо. Тебя действительно могут посадить вместе с этими подонками.

— Это полбеды. Если бы ты знала, что он от меня потребовал в обмен на молчание!

— Ну, говори!

— Пашка с Фиксой решили из Москвы сматываться. Но им нужны деньги. И Пашка решил совершить налет на квартиру богатенького врача-профессора, живущего здесь, на Арбате.

— А ты тут с какого боку?

— Мать моя у этого профессора домработницей подрабатывает: убирает по вторникам и белье его семье стирает. Иногда я им стираные и глаженые простыни вместо матери отношу. Вот Пашка и придумал: я позвоню, хозяева откроют, а Пашка с Фиксой в квартиру ворвутся. Обещают никого не трогать, а лишь попугать, забрать ценности и уйти. Но врут: если я в дверь позвоню и представлюсь, то разве семью доктора можно в живых оставить?

— Дело плохо. Но почему бы тебе не скрыться и дома не появляться, пока Пашка с Фиксой из города не уберутся?

— Пашка предупредил: если я не помогу, то он туда ворвется, когда мать у них в доме будет. Если я не хочу мать вмешивать в эту историю, то должен согласиться. Кроме того, еще одну угрозу высказал.

— Ну что замолк? Говори до конца, раз разговор затеял.

— Сказал, если откажусь, то он за тебя возьмется, и ты сама будешь его умолять о смерти. После казни Шарика я знаю: он свое обещание выполнит. Так что придется подчиниться и идти вместе с ним во вторник на квартиру доктора. Окончательно повяжут меня кровью — и прощай, море и бананово-лимонный Сингапур. Вот я и пришел попрощаться, Нинка. Не поминай лихом.

Нинка с жалостью смотрела вслед согнутой спине Боцмана, пока тот не скрылся под аркой. Поднявшись в квартиру, открыла шкаф и нащупала зашитый в рукав жакета бриллиант. Некоторое время стояла в раздумье, затем решилась: