Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере возвращения мышцам способности переносить нагрузки Нойманн усиливал питание, увеличивал продолжительность массажа и физических упражнений. На пятые сутки после пробуждения Хайнц Мор поднялся с постели и, опираясь на трость, сделал первые неуверенные шаги. За ним, не желая отставать или показаться слабаками, потянулись другие…
– А ты почти не изменился, – с нотками зависти говорил Ценкер.
Он сидел на табурете возле кровати однокашника; в бледной руке поблескивала опасная бритва, которой он осторожно снимал с лица Хайнца рыжую бороду, густо перемешанную с мыльной пеной. Он сам вызвался для этой работы, дабы побыть рядом с другом, пообщаться, выговориться…
– Да, ты отлично выглядишь, – повторил он. – А я здорово постарел – по утрам даже противно смотреть на себя в зеркало. Еще появилась отвратительная слабость, и я стал хуже видеть – иногда не сразу узнаю тех, кто идет навстречу по коридору…
Мор нащупал ладонь товарища.
– Брось, Альфред, ты в хорошей форме. Я едва настроил резкость «перископа» и сразу же тебя узнал – это о чем-нибудь говорит?…
Тот промолчал, жалко улыбаясь и гадая: правда это или дежурные слова утешения?
– Так что там с твоими людьми?
– Умирают. Каждый год по несколько человек.
– Ого! И сколько же вас осталось? – удивленно воскликнул Мор, натягивая левую щеку.
Сняв с нее остатки щетины, Ценкер отложил бритву и подал другу полотенце.
– Пятнадцать. Два офицера, три боцмана и десять матросов.
– А что говорит Нойманн?
– Ничего.
– Как ничего? Разве его это не волнует?
– В последнее время его волнует только одно: сколько на складах осталось провизии…
Улучив подходящий момент, Мор вновь заговорил с профессором о состоянии подводников из экипажа «Верены». Однако тот не оставил надежды:
– Мне не известен способ лечения этой болезни.
– Но ты же отличный врач, ученый!
– В здешних условиях мои возможности ограничены. Нам удалось за эти годы добиться в этом направлении только одного – отсрочки летального исхода.
Не понимая, подводник пристально смотрел на профессора.
– Я попробовал переливать больным кровь, взятую у здоровых доноров – в данном случае у инженера-механика Гюнтера, его машинистов и парочки моих инженеров. Это помогло и замедлило развитие болезни.
– Так в чем же дело?! Возьми кровь у нас.
– Крови нужно много, Хайнц.
– Значит, ты бессилен и Ценкер обречен?
– Имея соответствующий «материал», я бы попытался его спасти, – заверил Нойманн. – Тем же интенсивным переливанием крови или более радикальной мерой – пересадкой костного мозга. Но ты же не согласишься, чтобы я потрошил одних немецких моряков ради спасения других?
– Да, в этом нет никакого смысла…
Спустя двенадцать дней профессор объявил процесс реабилитации завершенным. Все пятьдесят подводников чувствовали себя нормально, настроение было бодрым, никаких патологических изменений в их организмах врачи не выявили.
Прошло всего две недели с того знаменательного часа, когда Нойманн отдал приказ о начале пробуждения пятидесяти подводников. Всего две недели, а он не узнавал преобразившейся базы. Здоровые, бодрые и почти не изменившиеся за шесть лет мужчины ходили по коридорам и каменным тротуарам, шумели, смеялись, радовались жизни. Казалось, от их широких улыбок даже электрические лампы вдруг засияли ярче. А ведь совсем недавно подскальное пространство напоминало царство мертвых, с его пугающей тишиной и призрачными тенями, с безысходностью и мрачной атмосферой.
Однако за всеобщим весельем все же тлела неоспоримая проблема, состоявшая в том, что за шесть лет врачи, инженеры и подводники с «Верены» изрядно подчистили содержимое двух продуктовых складов. К тому же почти закончилось топливо для дизель-генераторов.
Едва Мор окреп и восстановил способность нормально передвигаться, Нойманн повел его в продовольственные склады.
– Ого! – присвистнул подводник, переступив порог первого. – Здесь осталось не больше десятой части от первоначальных запасов!
– Так и есть. И это, заметь, при минимальной норме питания. Меньшую норму выдавали только в концлагерях.
– М-да-а… Сколько, по-твоему, мы продержимся на этих остатках?
– Без вас мы прожили бы месяцев восемь-десять. Теперь прибавилось пятьдесят человек. Думаю, месяца два-три протянем.
– Значит, будем готовиться к выходу в море на свободную охоту, – твердо произнес Мор.
– Ты прав. Но с походом торопиться не стоит – твоим ребятам надо окрепнуть.
– И не только окрепнуть, – улыбнулся Хайнц. – Как минимум дней десять займут тренировки экипажа – это обычная практика перед боевыми походами.
Весть о предстоящем выходе в море всколыхнула обитателей подскальной базы. В особенности тех, для кого предыдущие шесть лет не пролетели одним махом, а тянулись однообразной и мучительной пыткой…
Десять дней команда повторяла теорию и методично отрабатывала действия по срочному погружению и всплытию, по маневрированию на глубине и устранению течи, по подготовке торпедной атаки и отражению зенитными расчетами налета авиации.
В перерывах между учениями инженер-механик Гюнтер с бригадой машинистов копался в главных электродвигателях и контролировал емкость аккумуляторных групп. Торпедисты суетились у боезапаса и электромеханического устройства быстрого заряжания. Зенитчики чистили и смазывали механизмы автоматических пушек Flak-38, торчащих из двух башен приземистой рубки. Акустики проверяли эхолот и сонар «Нибелунг»…
– Хайнц, возьми меня в море, – взмолился накануне выхода Альфред.
– Зачем?
– Пожалуйста, возьми! Я больше не выдержу здесь ни одного дня и готов пойти в поход кем угодно! Хоть рядовым торпедистом!
Посмотрев на изможденное постаревшее лицо друга, Мор согласился:
– Хорошо, пойдешь вторым вахтенным офицером. А твоего старшего помощника оставим заместителем Нойманна…
Выход был назначен на шесть утра.
В половине шестого корветтен-капитан открыл бронированную дверь наклонного шурфа и впустил группу разведчиков, загодя отправленную наверх.
– Герр капитан, горизонт чист, – коротко доложил обербоцман.
– Остров осмотрели?
– Прошли вглубь около полутора километров. Не видели никого, кроме двух песцов.
– Следов не заметили?
– Нет, герр капитан, по снежному покрову этого острова много лет не ступала нога человека.
– Отлично. Выходим.
Спустя полчаса грохнул верхний люк на рубочной площадке. Содрогнувшись, U-3519 с шипением выпустила из балластных цистерн воздух.